Читать книгу - "Пернатый оберег - Алексей Яковлев"

— Вы случайноне служили в Космических войсках? — И по большей части ее предположения подтверждались.

Впрочем, иногда любезный официант возражал:

— Нет, я бывший офицер РВСН (то есть, Ракетных войск стратегического назначения).

А галантный швейцар, понизив голос, почти шептал:

— Я служил в ГРУГШ (то есть в Главном разведывательном управлении Генерального штаба).

Ну а молодцеватые, прекрасно сложенные и до ужаса очаровательные стриптизеры в женских ночных клубах браво рапортовали:

— Мы из ВДВ! (то есть из Воздушно-десантных войск).

И Дуня, беседуя с дамами из высшего общества на презентациях и корпоративных журфиксах, частенько высказывала мнение, что если бы обслуга составлялась непременно и исключительно лишь из выпускников военных академий и высших военных училищ, российский сервис ничуть не уступал бы европейскому. Но не будем забегать вперед…

Никандровский особняк выглядел настоящим дворцом Шахерезады, и Дуня невольно подумала, что загородный дом Цаплиных, которым Геннадий так хвастался, по сравнению с этим величественным сооружением — не более чем собачья конура. Охранник, привезший Дуню, в особняк ее не пригласил, а подвел к увитой диковинными растениями беседке, точнее — к изысканному павильону, где за длинным столом из красного дерева, окруженным умопомрачительной стоимости стульями на десять персон в том же стиле, сидели только две персоны: рыжекудрая девушка и интересный мужчина золотомолодежного вида. Дуня быстрым взглядом сразу оценила их одежду — просто, изысканно, сверхмодно, очень дорого. Рыжекудрая приветливо улыбнулась и представилась Маршей. Молодой человек тут же поправил с ехидной усмешкой:

— Не Марша, а мисс Марфа!

— Это мой брат Никита, — отмахнулась от него Марша-Марфа, — не обращайте внимания на его приколы.

В это время прислуга, молодая красивая брюнетка с голубыми глазами, принесла четыре коктейля. Для кого четвертый, выяснилось быстро. По аллее к павильону приближалась экзотическая процессия: впереди бежали две крохотные собачки, а за ними шла молодая девушка в одеянии, представляющим коктейль из всех молодежных мод — от «Эмо» до «Панк». Дуня, которая в силу своего возраста молодежной модой очень интересовалась, даже рот разинула, пытаясь определить, что это за стиль такой.

— Это у нас называется «быть самой собой», — тем же ехидным тоном разрешил Никита ее недоумение.

На плече у самодостаточной девицы сидела светло-желтая кошка, а замыкал парад другой представитель кошачьих — здоровенный мордастый серый котяра. Девушка с улыбкой поздоровалась с Дуней и, протянув ей руку, сказала, что зовут ее Юлией, она наслышана о Дунином благородном поступке — спасении от голода бездомной собачки, и благодарит ее.

— От имени и по поручению всех бродячих лишайных шавок, — тут же уточнил Никита.

— Но одного благородного поступка мало, — продолжала Юлия, с презрением проигнорировав колкость брата, — гуманным людям следует объединяться и творить добро, спасая бедствующих друзей человека, всегда и везде. Например, почему бы не организовать приют для бездомных собачек в Разнесенске, чтобы тем самым спасти несчастных от злых людей, которых, видимо, в городе много?

— Опять она со своей Гринписью, — вслух прокомментировал Никита гуманное предложение Юлии.

Девушка снова проигнорировала насмешку. Разговор принимал нежелательный оборот. Гена Цаплин настоятельно просил Дуню не грузить Никандровых ее разнесенскими проблемами со «злыми людьми» и даже напомнил об этом в своей эсэмэске. Потому Дуня постаралась отвлечь собеседницу от скользкой темы:

— Какие у вас миленькие собачки! Как их зовут?

— Уся-Руся, — раньше хозяйки подсказал Никита.

Юлия бросила на брата неприязненный взор, у нее даже ноздри раздулись от злости.

— Беленькую зовут Усладой, а рыженькую — Русланочкой.

Дуня сделала вид, что не заметила неприличного перевирания Никитой собачьих кличек:

— А у кошечек какие имена?

— Вот эта, — погладила Юлия лежащую у нее на плече мурлыку песочного цвета — египетская…

— …засранка, — продолжил Юлину рекомендацию Никита.

Глаза Юлии уже метали молнии, но она из последних сил продолжала делать вид, что пренебрежительно игнорирует издевательские насмешки брата:

— Вот эту египетскую кошечку зовут Клеопатра, а котика, — она указала на серого мордастого котяру и, бросив пронзительный взгляд на Никиту, взяла со стола свой коктейль…

Если Никита сейчас обзовет и этого кота, Юлия влепит ему коктейлем прямо в физиономию, уверенно предположила Дуня. Никита, уже раскрывший рот, чтобы сказать сестрице очередную пакость, видно, тоже догадался о неминуемых последствиях и рот закрыл. А Юлия смогла беспрепятственно закончить фразу:

— …а котика я назвала Брутом.

Назревавший силовой конфликт завершился перемирием, но Дуня обратила внимание, что все то время, когда Никита издевался над Юлией, Марша — нет чтобы заступиться за сестру — едва скрывала злорадную усмешку. Юлия успокоилась, перестала метать глазами молнии и в окружении своей хвостатой свиты уселась за стол. Завязался разговор на общеинтересную тему. Марша рассказала, как, увлекшись религией вуду, специально ездила на Гаити, чтобы воочию ознакомиться с практикой тамошних колдунов по воскрешению мертвецов и превращению их в зомби. К сожалению, с главным колдуном ей встретиться не удалось — он погиб во время землетрясения. Но зазомбированных им бывших мертвецов она повидала достаточно. Рассказ Марши дополнил Никита: зомби-гаитяне — это еще что! И посетившие Гаити россияне, бывало, попадались на ту же колдовскую удочку! Он, например, лично знаком с одной такой зазомбированной в Гаити на голову путешественницей… Марша пренебрежительно пожала плечами, а Юлия бросила на нее быстрый взгляд и слегка усмехнулась.

«А сестрицы-то не очень любят друг друга», — отметила для себя Дуня.

Марша сделала вид, что не заметила Юлиного мини-предательства, и стала расспрашивать гостью о колдовских делах ее астральной покровительницы. Дуня честно отвечала, что сама не была свидетельницей оживления разнесенских мертвецов и превращения их в зомби. Но на разнесенском рынке этих зомби шляется видимо-невидимо. Кто-то же их зазомбировал?! Кроме Дуниной всемощной покровительницы больше некому. Но зато Дуня своими глазами видела и ушами слышала, как адептша белой и черной магии, сочетая гаитянское вуду-колдовство с исконно русским деревенским кондовым знахарством, намагичевала различные предметы, в том числе одушевленные, и эти намагиченные предметы сами приобретали колдовскую силу. Разумеется, тут же вмешался Никита: ему один такой намагиченный одушевленный предмет хорошо известен. Знахарства в этой метелке с глазами выше крыши, а магическая дурь… извините, магическая сила из нее так и прет…

Повисло напряженное молчание. Дуня, замерев, ожидала, как отреагирует Юлия на такое неприкрытое и грубое оскорбление: начнет визжать, запустит в брата коктейлем или просто разрыдается? Даже Марша, исподтишка злорадствовавшая, когда Никита подкалывал Юлию, на этот раз не усмехалась. И только потом до Дуни дошло, что адресатка колкости точно не определена. Кого Никита имел в виду? Юлию? А может, Маршу? Вот Марше и не до ехидных усмешек. А не пожелал ли Никита на этот раз пнуть не сестер, а гостью? Это предположение в какой-то мере даже польстило Дуниному самолюбию: красивый аристократ, плоть от плоти золотой молодежи, в некотором смысле ставит ее вровень со своими сводными сестрами — элитными аристократическими барышнями!