Читать книгу - "Искатель, 2001 № 01 - Журнал «Искатель»"

— А как же! Но, конечно, не таких масштабов, как у нас. Опыт строительства подобных домов был. Но у них, слава богу, не было серийности. Они переболели многоподъездностью еще в тридцатых. Но, по иронии судьбы, именно в семьдесят четвертом году, когда в Канаде на архитектурном симпозиуме приняли решение о строительстве либо одноподъездных, либо вообще безподъездных домов, Россия как будто в насмешку всему миру утвердила программу серийного строительства «мышеловок».

— Странно, — пробормотал президент корпорации.

— В этом деле много странного, — согласился Глазьев. — Самое интересное, что сегодня ни в одной архитектурной энциклопедии вы не найдете имен проектировщиков этих домов. Как этой группе, совершенно безымянной в советской архитектуре, удалось протолкнуть такой проект на государственном уровне — просто загадка. Троих из них я знал лично. Двое сейчас в Америке, один в Израиле.

Коломейцев долго молчал, переваривая услышанное, затем неожиданно спросил:

— А может быть правдой, что люди, живущие в таких домах, более агрессивные и менее талантливые?

— Вполне, — ответил Глазьев. — Но это не ко мне. Это к Карениной Ларисе Петровне. Она занималась этими проблемами, причем с точки зрения искусствоведения. Могу дать телефон…

Буквально через минуту после того, как президент положил трубку, позвонили из Вашингтона. Разговор был краткий и деловой. На первом этапе американцы готовы инвестировать в строительство жилых домов в России полтора миллиарда долларов.

— Прислать вам проект конструкции домов? — спросили из-за океана.

«Какой к черту проект? — нетерпеливо взвизгнуло внутри. — За такие деньги они воздвигнут массивы по любой конструкции».

— Пришлите, — ответил президент корпорации, едва сдерживая волнение.

6

Потоцкая опознала всех четверых. Это были те самые девочки, которые выбежали вчера из подъезда. Трое имели весьма кислый вид, четвертая, самая высокая, взглянула на Галину весьма высокомерно. Когда их увели, Галина перевела испуганные глаза на следователя:

— Неужели это они?

— Они, — кивнул следователь. — Правда, еще показаний не дают, но это дело времени. Трое из них еще упираются, а одна из них уже призналась, что они заходили в подъезд покурить и увидели двух спящих бомжей.

— Боже мой, — прошептала Галина и перекрестилась. — Они хоть в своем уме?

— В своем, — кивнул видавший виды следователь. — Все четверо учатся в лицее. Одна из них чемпионка района по шахматам. А самая высокая — дочь известного бизнесмена. Некоего Крестовского. Наверное, слышали. Не знаю, как он будет вытаскивать дочь…

— Они что же, наркоманки?

— Да, похоже. Утверждают, что марихуану курили впервые. Врут, конечно. Дяденька, видите ли, виноват: угостил их на улице косячком.

— А зачем бомжей-то резать?

— Ненавидят. Сами-то они из элитных домов. Ходят в элитную школу. А в неэлитных местах проявляется классовая ненависть. В последнее время это часто. Особенно в подъездах.

Потоцкая покачала головой, помолчала. Затем зябко поежилась.

— Как страшно жить. И что же, на первом этаже никто из жильцов не слышал, как на площадке убивают? Неужели никто не вышел?

— Не только никто не вышел из жильцов, но и эти самые жильцы дали девочкам нож, — криво усмехнулся следователь. — Вы думаете, где они его взяли? Позвонили в первую попавшую квартиру. Открыл мужчина. Они ему вежливо: «Дяденька, дайте нож на пять минут. Побольше». Он и дал. И даже не спросил, зачем. Потом через десять минут красавицы оттерли его от крови и с милой улыбкой вернули назад. Вот вам, пожалуйста, девочки — будущие матери.

Следователь покачал головой, затем деловито протянул руку:

— Давайте я подпишу ваш пропуск. Печать в секретариате.

Потоцкая вошла в секретариат со стучащими зубами. Женщина, шлепнувшая ей печать, сочувственно произнесла:

— Да не переживайте вы так! Все будет хорошо. В вашем подъезде, наверное, такое в первый раз?

Потоцкая удивленно взглянула на секретаршу.

— Второго раза я не переживу.

— В этих подъездах вечно что-то случается. Хорошо хоть сейчас есть кодовые замки. А что творилось до них — просто ужас. Особенно в девяностом году. По трупам в подъездах заводили особую сводку.

— Спасибо, вы меня очень успокоили, — пролепетала Потоцкая и поплелась на выход.

На улице дул такой же пронизывающий ветер, что и вчера. Было сумрачно. На душе тревожно. Она спешила в школу и представляла своих учеников, которые вот также, выкурив по косячку, могут преспокойно зарезать в подъезде двух бомжей из классовой ненависти. И не просто зарезать, но и распахать до кишок животы, выколоть глаза и вставить в них чинарики. Потоцкая мысленно перебрала всех своих девчонок и мальчишек из восьмого класса, руководителем которого она была, и пришла к выводу, что ни один из ее учеников не способен на подобное. Это и понятно. У них не элитная школа, и у ее учеников еще нет повода к классовой ненависти.

На Рязанском проспекте Галина Петровна собралась перейти дорогу на зеленый свет, но неожиданно перед ней остановилась черная иномарка с затемненными стеклами. Передняя дверца открылась, и из нее вышел мужчина амбалистого вида в зеленом пиджаке и черном галстуке.

— Вы Потоцкая Галина Петровна? — с улыбкой спросил он.

— Да! — удивленно ответила женщина.

— Пройдите, пожалуйста, в машину, — вежливо попросил мужчина, открывая заднюю дверцу.

— Это еще зачем? — пробормотала она и попятилась назад.

Амбал одним движением поймал ее за локоть и молча впихнул на заднее сиденье. Дверь за ней тут же захлопнулась, и Галина оказалась рядом с каким-то грузным седым мужчиной с фиолетовыми мешками под глазами. Его взгляд был тяжелым, а голос простуженным.

— Я отец одной из этих несчастных девочек, против которых вы только что дали показания, — произнес он мрачно.

Потоцкая осмотрела его с ног до головы и демонстративно отодвинулась подальше.

— Вы полагаете, они несчастные? — спросила она. — По-моему, несчастные те, с кем ваша дочь расправилась…

— Отнюдь, — перебил мужчина. — Им на том свете будет гораздо лучше. А здесь — только хуже. А девочки несчастны тем, что им приходится созерцать все это российское убожество. Они не виноваты. Виноваты их отцы, которые вовремя не вывезли их из этой варварской страны. Что касается девочек, это у них возрастное. В таком возрасте всегда остро выражено чувство протеста. Они не ведали, что творили.

— Ничего себе, чувство протеста, — задохнулась Галина. — Если все так будут протестовать, то мы будем ходить по трупам! Короче! Что вам от меня надо?

— Чтобы вы отказались от показаний, — спокойно ответил мужчина.

Галина с минуту молчала, собираясь с мыслями и терпя на себе его тяжелый взгляд, затем неожиданно для себя выпалила:

— Ни за что! Ни за что я не откажусь от своих показаний! Можете меня зарезать, повесить или живьем закопать, но ваша дочь за содеянное должна понести