Читать книгу - "Черный хлеб - Ульяна Жигалова"

Я создал специальный экологический фонд то-ли помощи каким-то краснокнижным животным, то-ли охраны природы на Марсе, через который оплачивались все посредники, как активисты экологического движения. Дальше — на счет мужа этой бабы, с которого она получала алименты от его имени. Сам муженек получал почти столько же.

Я так расслабился, что решился на встречу. В Анапе я познакомился с внуком, и его вынужденной матерью. Простая женщина лет 30–35, волосы каштановые с завивкой, полненькая, с большой грудью, симпатичное лицо — смуглая кожа, прямой нос, светлые глаза, красивые губы всегда строго поджаты. Типаж русской крестьянки. Она оказалась проектировщиком, довольно неглупой, с широким кругозором. За почти месяц, я не нашел к чему мог придраться, эта обычная русская тетка любила внука как родного. Ни разу, ни в чем не промелькнуло, что один ребенок ей чужой.

Когда выяснилось, что алмазы надо искать у других людей, псевдо-английским заказчиком мне было сказано — твои проблемы. Уговор есть уговор. Теперь я оказался на плотном крючке. И моя дочь — разменной монетой. Я не мог обеспечить ей безопасность. И я остался в Иркутске вместе с бандитами искать вора. Почему вора? Так на предприятие, или в госхран камни не вернулись.

Бандиты теперь носили английские костюмы, у них были импортное оборудование для шпионажа, в допросах они не боялись замарать руки. Потому мое участие в розыске, по-сути, было излишним.

Наталья улетела, я настоял на переезде в Штаты на лечение. Хотя вердикт врачей давно поставил крест на выздоровлении Игоря, и большая часть американских медцентров отказалась принять его на лечение, удалось договорится с госпиталем Джона Хопкинса. Видя состояние Натальи, я хотел, чтобы у нее был смысл в жизни, пусть и такой пока, и мне надо было убрать ее подальше.

Месяц ушел на восстановление каждой минуты событий, нашли, выкрали и допросили всех. Якобы заболевшего курьера, охрану, даже водителя, что вез Игоря в порт. Самым разговорчивым оказался обиженный помощник генерального, которого кинули при акционировании разрозненных шахт и приисков.

Собственно, всех участников аферы легко было установить по списку первичных акционеров. За пять лет их состав неоднократно поменялся, не все живы.

Но алмазы так и нигде и не всплыли. Было установлено, что Романовский, бывший гендиректор был единственным лицом, который имел доступ и мог подменить кейс с алмазами.

Теперь он был крупным политиком, заседал в областной Думе, собирался стать губернатором. Конечно, выкрасть можно и будущего губернатора, но и риск выше. Операцию свернули, за Романовским установили тотальную слежку — с целью выявления связей и поиска компромата.

Я вернулся в Швейцарию. Оставалось только ждать. Мой кредитор потребовал проценты в размере миллиона долларов. Мне пришлось продать часть акций. Такими темпами через пять лет мне придется отдать последнее, либо сейчас все бросить и начать зарабатывать деньги.

Наталья. Надежда

В Штатах я была впервые. Перелет был сложным, несмотря на помощников, лететь с лежачим больным очень сложно. А Нью-Йорке я даже не поехала смотреть город. Переночевала в отеле, на город смотрела только через окна отеля и машин. Впечатлений от страны особых не было — огромные загазованные муравейники городов, людей очень много. После сдержанно-унылых русских, кажутся неприятно развязными.

Поразило количество толстых людей. В кино я видела только формат фотомоделей, общее же впечатление — особенно в медцентре Джона Хопкинса в Балтиморе — основной состав медработников особенно средний и младший персонал — был чернокожим, жизнерадостным и весьма толстенькими, с ярко выраженными формами. При этом, одевались без комплексов, в то, что нравиться, а не как у нас — куда на такую ж. у джинсы напялила.

Игоря положили в клинику, я поселилась в отеле неподалеку. Не смотря на привезенные результаты обследований, как видимо в любой больнице, в центре Игоря начали обследовать с нуля. Анализы, рентген, энцефалограммы и прочая.

Но с первого дня, меня смущали какие-то непонятки, взгляды, фразы. Мое знание английского не позволяло свободно общаться на американской форме этого языка. Не сразу я поняла, что языковой барьер не причем, просто медики что-то от меня скрывали.

Уточнить ситуацию я решила, выбрав одного из врачей — Том Хардли, старший ординатор, рыжеватый блондин с мягкой улыбкой, показался мне перспективным для прояснения ситуации. Я знала, что больших денег у отца больше нет, и решила, что нам хотят отказать из-за высокой стоимости лечения.

Я пригласила Тома на ужин, и, так как я приезжая, и не знаю город, попросила его выбрать тихий ресторан для встречи. Том привез меня в район, называемый Маленькой Италией, где множество кафе и ресторанов итальянской кухни на любой вкус.

Выбранный им ресторанчик был не особо пафосным, но интересным — граффити на наружной стене, внутри почти галерея — картины на стенах, деревянная мебель под-старину. Мы заказали итальянское кьянти, которое мне всегда нравилось, салат с морепродуктами и пасту.

Том был очень мил, рассказывал о городе, говорил комплименты, называл меня «Натали, ми дарлинг» но стоило перевести разговор на Игоря, как разговор сразу сменил тональность.

— Натали, дорогая моя, вам надо подождать, лечащий врач вам скажет все на еженедельной встрече. План лечения еще не выстроен, и мне не корректно выдавать вам какую-то ни было информацию. Извините, — положив приборы, мягко, но настойчиво он поставил точку.

— Я и слышу со всех сторон «сорри» и ничего больше, — грустно пошутила я.

— Как вы проводите время, Натали? Наш город не безопасен для прогулок одной женщины, особенно на окраинах и вечером. Я мог бы составить вам компанию, у нас много исторических памятников, думаю вам будет интересно — предложил Том.

— Не знаю, не хочу, мне нужно думать о муже, — как всегда вздохнула я.

— Натали, простите меня, можно я вам скажу одну вещь? Ваш муж болен, давно и может надолго. Вы не бросаете его, это отлично. Но вы Нат, вы то живы! Вам нужно начать жить, я не думаю, что ваш мужчина хотел, чтобы вы годами сидели у его постели, да? —