Читать книгу - "Противоядие от алчности - Кэролайн Роу"

— Я уже умер?

Ракель успокоила его и дала ему немного бульона. Раненый снова закрыл глаза.

Спустя какое-то время вернулась Юдифь.

— Я немного поспала, — сказала она. — Я отдохну здесь, на случай, если я понадоблюсь.

Андреу и Фелип снабжали их холодной водой и чистой тканью. Они поддерживали огонь и приносили матери и дочери хлеб, маслины и фрукты.

Жилберт начал беспокойно метаться по кровати, с усилием пытаясь пошевелить раненой рукой, а затем попытался сорвать удерживающие ее повязки. Ракель прижала его руку своей ладонью, но он отбросил ее.

— Мама, помоги мне, — сказала она. — Он пытается освободить руку. И если он будет так метаться, боюсь, что сползут бинты, которыми перевязала нога, — добавила она. — Там перевязка не такая тугая. Он очень силен, и я не смогу долго удерживать его.

— Надо позвать твоего отца, — сказала Юдифь.

Андреу, стоявший позади Ракель, стремясь помочь, но опасаясь помешать, без звука вышел из комнаты.

Исаак внимательно выслушал сердце больного и его затрудненное дыхание, изо всех сил стараясь удержать его на месте, чтобы осмотреть.

— Нам надо успокоить его и снять жар, — сказал Исаак, выпрямляясь. — Я надеялся, что сильный организм сам сможет справиться с наиболее тяжелыми последствиями произошедшего, но, по-видимому, я требовал слишком многого.

— Почему ты так неуверен, отец? — спросила Ракель.

— Потому что ему нужен отдых и покой, а нам скоро придется уехать отсюда. В каждом лекарстве есть и благо и зло, дитя мое. Ты знаешь это. Сейчас не лучшее время использовать эти составы. Но… отмерь дозу и увлажни этим составом ему губы. Пока ты будешь это делать, Андреу крепко прижмет его плечи к кровати.

Пока Исаак склонялся над больным, Фелип пришел на помощь своему товарищу.

— Давайте я это сделаю, — сказал он. — У меня руки подлиннее, чем у моего приятеля.

— Который час? — спросил Исаак.

— В темном небе видны только первые проблески рассвета, — сказал Андреу. — И ветер стих.

Ракель смочила губы молодого человека сильнодействующим составом, и постепенно его плечи расслабились, неперевязанная рука упала, вытянувшись вдоль тела, и, казалось, он заснул.

— Он затих, отец. Может быть, мне…

— Не давай ему больше. Смочи ему губы водой и пусть спит.

Исаак вернулся в свою комнату, оставив жену и дочь сидеть с раненым. Лучи рассвета проникали через щели в ставнях, и огоньки свечей становились все бледнее. Ракель бросила взгляд на молодого человека.

— Мы побеждаем, мама? — спросила она.

— Мы не проигрываем. Пойди умойся и приведи себя в порядок. Почувствуешь себя намного лучше.

Но, выйдя в коридор, Ракель услышала шум пробуждающегося монастыря. Показался Андреу с корзиной, покрытой салфеткой, и кувшином в руках.

— Братья встали, — сказал он. — Идут будить остальных.

— Нам скоро придется уехать? — спросила Ракель. — Он только что заснул.

— Этого я не могу вам сказать, — ответил Андреу. — Но я принес из кухни немного холодного цыпленка и другие лакомства. С вашего разрешения, госпожа, мы позавтракаем вместе с вами в комнате больного, а затем соберем наши вещи — их у нас немного, — и вернемся, чтобы помочь перенести бедного молодого господина в телегу.

— Молодого господина?

— Просто оборот речи, госпожа Ракель, — ответил тот. — При таком количестве сиделок он должен быть по меньшей мере дворянином.

Она засмеялась и возвратилась к матери, где они с аппетитом принялись поглощать содержимое корзины. За всю эту длинную бессонную ночь у Ракель не выдалось ни одной минуты, чтобы вспомнить о своих собственных тревогах.

Беренгер вошел в часовню задолго до заутреней в сопровождении заспанных Берната и Франсеса, которых незадолго до этого вытащили из постелей. Епископ опустился на колени для молитвы, тем самым предотвращая любые вопросы и уж тем более жалобы, и оставался в этом положении до тех пор, пока певчие и братия не заполнили часовню. Он заговорил, лишь когда служба подошла к концу.

— Соберите вещи и приходите в трапезную, — сказал он. — Пока седлают коней, мы сможем позавтракать хлебом. Монастырская кухня собрала нам кое-что в дорогу.

— Мы уезжаем?

— Да. Как можно скорее. К обеду мы будем в Барселоне. Конюхи уже проснулись; вскоре они начнут грузить вещи на телеги. Но мы не станем их дожидаться. Я намерен отправиться прежде, чем вы успеете прочитать «Отче Наш». — С этими словами он быстро пошел в направлении трапезной. — Молодой человек пережил ночь, — добавил он. — Это — единственная новость, которую мы ждали.

— Но, ваше преосвященство, ваше колено! — воскликнул Франсес.

— Глядя на этого молодого человека, я вдруг понял, что мое колено не имеет никакого отношения ни к кому из присутствующих, кроме меня самого. Ну, пожалуй, еще моего лекаря. Если вы поторопитесь, друзья мои, вам не придется путешествовать голодными.

Прежде чем телеги были загружены, Беренгер с двумя священниками в сопровождении двух стражников спокойно попрощались с монахами монастыря Сен-Поль-де-Мар и легким галопом отправились в Барселону.

Потребовалось еще больше часа, чтобы во внутреннем дворе монастыря собрались остальные путники, полностью готовые к отъезду. Обоз с вещами уже отправился в путь, а оставшиеся должны были двинуться следом, взяв с собой все самое ценное. Все слуги, за исключением одного из конюхов, ушли вместе с телегами. Старшина стражников, быстро шедший со стороны конюшен, заметил Юсуфа.

— Отлично, Юсуф, — сказал он, бросая на него оценивающий взгляд. — Я думал, что ты отправишься с телегами. Но ты крепкий. Можешь ехать на коне позади меня, пока мы не догоним остальных, если это тебя не пугает.

— Нисколько, господин, — вежливо сказал Юсуф.

— Старшина! Что нам делать с этим вороным? — обратился к нему конюх. — Оставить его здесь? Надо было отправить его с телегами.

— Я поеду на нем, — уверенно произнес Юсуф.

— Ты? — удивился старшина стражников. — Да разве ты умеешь ездить верхом? Это — не ослик.

— Полагаю, он достаточно хорошо умеет это делать, — сказал Исаак. — Не так ли, Юсуф?

— Да, господин. Мне приходилось много ездить верхом, пока…

— Он проехал верхом от Гранады до Валенсии, — вмешался Исаак. — Позвольте ему, пусть попробует.

— Оседлать коня, — приказал старшина.

Когда вычищенный от грязи вороной был выведен из конюшни, его шкура блестела. Это было совсем другое животное. Юсуф взял его у конюха, придерживавшего стремя, и прыгнул в седло так, как будто он взбирался на высокую стену. Все смотрели, как он наклонился, подтянул стремена и заставил нервного коня крупной рысью сделать круг по двору. Юсуф осмотрелся и поехал назад, туда, где стоял старшина стражников. Прилагая невероятные усилия, чтобы скрыть удовлетворение под маской полного спокойствия, он небрежно произнес: