Читать книгу - "Опасные тропы - Иван Цацулин"

– Уж и обиделся, чудак-человек, – примирительно заговорил Михеев. – Ну, раз так, я пошел… Адью, как говорят испанцы. – Через минуту зашумел мотор грузовика.

Ельшин презрительно скривил губы, пожал плечами:

– При чем тут какие-то испанцы? Осел! – Снова посмотрел на часы и на улицу: Ани не было.

Ельшин встал и ушел в садик. А буквально через минуту появилась Аня, в белом простеньком платье и стареньких туфельках на босу ногу, с корзиной, полной грибов. Осмотрелась, смешливо фыркнула и скрылась в одной из комнат.

Степанида, сутуловатая, жилистая, показалась из сада. Она шла в сопровождении своей племянницы, той самой Дуси, о которой недавно спрашивал Михеев.

– Штоб ему лихо было, погадать и то не дает, – ворчала Степанида. – Пошел теперь шнырять по саду, как мартовский кот.

Дуся, румяненькая, вся какая-то кругленькая, с ясными серыми глазами на старательно обработанном косметикой красивом лице, с бровями-ленточками, с тщательно уложенными в модную прическу белокурыми волосами, вздохнула.

– Любовь! Я его понимаю, товарища Ельшина. Страсть – это, знаете, Степанида… Я вот тоже страдаю…

– Знаю я его любовь – Аня, почитай, родная дочка директору нашему, вот оно Ельшину-то и лестно…

Пашка-инвалид, появившийся как обычно незаметно и неожиданно, что-то залопотал. Дуся зябко съежилась.

– Чевой-то он?

– Со мной, видать, согласный. – Старуха обратилась к сыну: – Ступай себе, Пашенька, у нас тутотка бабьи разговоры, тебе без интереса.

Придурковатый Пашка будто понял: так же незаметно, как и появился, исчез.

– Горе мое, – вздохнула старуха. – И за что мне такой крест!

Дуся сто раз слышала эти жалобы старухи на судьбу, знала, что, собственно, жалуется она так, по привычке, сына своего любит, жалеет: чтобы был он при ней, в присмотре, выписала его сюда из родной деревни, где тот жил после возвращения из госпиталя. Поэтому на слова старухи Дуся не обратила внимания. А та продолжала ворчать:

– Родимец его побери, только карты легли как след… Зря не веришь.

Дуся заулыбалась:

– В век космоса, и карты? Что ты, тетя? Мы ракету на Луну послали, а ты с гаданием.

– А мне и невдомек, что ты к Луне причастна, – съязвила Степанида.

– Так что там на картах-то было? Что на сердце-то? – засмеялась Дуся.

– На сердце опять же казенный дом, – успокоила Степанида.

– А чем дело кончилось?

– Собственными хлопотами.

– Вот видишь, чепуха какая! Собственными хлопотами! Уж я ль не хлопочу, а он на меня и не смотрит.

Старуха задумалась, пожевала губами:

– Приворожила бы я ево к тебе, да не дано мне этого. Гадать могу, от боли любой вылечу, потому с докторами была запросто, как вот с тобой… Взять хочь бы малярию – лютая болесть… Их двенадцать разных маляриев-то: ходячая и лежачая, видимая и невидимая…

– Ну на кой мне знать, какая бывает малярия, скажи, пожалуйста! Ты мне насчет Алеши Шаврова что-нибудь присоветуй.

Степанида бросила на нее мрачный взгляд.

– Не нравится мне это… Какая-то ты ровно ошалелая. Девка – сахар-рафинад, всем взяла, и что тебе в Алешке Шаврове? Свет на нем клином сошелся, што ль?

Дуся пригорюнилась, шепнула:

– Сердцу не прикажешь, нравится он мне.

– О жисти думать надо бы, – рассердилась тетка. – Пора ведь.

– О жизни и думаю…

– Ну и что с того? Знаю я его, Шаврова-то твоево: крутой характер, наплачешься ты с ним. Он захочет по-своему, а ты – по-своему.

– Уж я с ним как-нибудь управилась бы.

– Степанида-а-а! – послышался голос Зинаиды Савельевны. – Куда ты пропала? Ведь сгорит все…

– Иду, иду, тут я, – отозвалась Степанида, обратилась к девушке: – Ты, Дусенька, погоди капельку, мигом возвернусь.

– Ладно уж, – согласилась Дуся и, как только старушка скрылась за дверью, вынула из сумочки помаду, пудру, зеркало и принялась за туалет, напевая: