Читать книгу - "Секс, ложь и фото - Светлана Алешина"

— Подвезу тебя до дома, и все, — твердо сказала я Шилкину, когда мы отчалили в моей «Ладе» от «Гривы».

На меня раздражающе подействовала его трогательная забота о Ритиной клиентуре. Александр сидел насупившись и глядя перед собой. Будто меня и не было рядом.

— И вообще, — злилась я, — мог бы приобрести машину, чтобы по крайней мере избавить меня от работы таксиста.

— Можешь высадить меня, я не возражаю.

Черт, несмотря на все его улыбочки и обаяние, была в нем какая-то жесткость, какая-то подростковая строптивость.

— Отвезу уж, — великодушно сказала я, — в последний раз.

Он повернулся ко мне.

— Не пойму, чего ты бесишься? — своим дурацким снисходительным тоном произнес он.

— Я совершенно спокойна, — уверенно сказала я, начиная урок аутотренинга.

Я красива, я спокойна, я великолепна, я ослепительна, я умна, я…

— Не заметил что-то, — упрямо продолжал он действовать мне на нервы.

В его голосе я уловила насмешку. А нехай его! Я резко затормозила и скомандовала:

— Выходи!

Ну, каково тебе, самовлюбленный эгоист?

Вместо того чтобы открыть дверцу, Александр быстро повернулся ко мне и крепко обнял, прижимаясь к моему рту сухими горячими губами. Я едва не задохнулась. Не дав мне опомниться, Шилкин принялся покрывать мое лицо и волосы быстрыми, как укусы, поцелуями. Я не сопротивлялась. По телу разлилось блаженное томление. Веки дремотно сомкнулись, и когда его нетерпеливая жадная рука скользнула по моему колену к бедру, а потом затаилась на секунду между ног, я в ожидании откинулась на спинку сиденья.

…Когда я наконец пришла в себя, Александр спокойно отстранился и глухо произнес:

— Все еще хочешь меня высадить?

В салоне повисла неловкая пауза. Все, чего я хотела, — это лечь с ним немедленно в постель.

— А ты все еще хочешь меня? — страстно посмотрела я на него.

— Поехали, устроим вакханалию, — плотоядно улыбнулся он, — ты надолго это запомнишь.

— Не сомневаюсь. — Я надавила на газ, и мы помчались по гулкому ночному лабиринту города, лежащего в руинах мраморной зимы.

* * *

Ночь пронеслась как одно мгновение, мгновение дикого исступленного восторга. Сгусток энергии, шаровая молния, спрессовавшая в огненное целое два потных гибких тела. Мы творили такое! В нашей лихорадочной жадности, в нашем неистовом обладании друг другом было что-то от предсмертных конвульсий, от судорожного хватания ртом воздуха человеком, которого душат. Уф! Я интуитивно потрогала шею, открыла глаза и увидела над собой белый потолок и зажженный софит. Александр, одетый в вельветовые брюки и коричневую рубашку, фотографировал меня.

И если вчера меня ласкали его руки, то сегодня — его глаза. В них не было страсти, была лишь какая-то смутная грусть и томность. Увидев, что я не сплю, он нежно улыбнулся мне.

— Я позволил себе маленькую нескромность, — с оттенком артистического жеманства проговорил он, — не могу устоять перед желанием запечатлеть красоту.

Я, честно говоря, почувствовала себя не в свой тарелке. Возникло неприятное ощущение, будто своевольный творец помимо моего желания превращает меня из живого человека в предмет эстетического наслаждения. Пусть эстетического, пусть наслаждения, но все равно — в предмет! Глаза Александра с их отстраненной томностью уравнивали меня с красивой вазой или лампой. Я поежилась.