Читать книгу - "Я больше не шучу - Марина Серова"

Хитры, ребята. Ждут, что я свалюсь им на голову и можно будет скрутить меня.

Я ухватилась за край бетонного забора и подтянулась.

Ни одного огонька, хотя к дому ведут электрические провода. Значит, в доме есть свет. Если, конечно, хозяева не отключили его во избежание неприятностей.

Еще секунда — и я улеглась на кромке бетонной плиты.

Луна показалась на небе всего лишь на четверть, но и этого было достаточно, чтобы различить на фоне ясного ночного неба силуэт человека. С наступлением ночи облака обычно рассеиваются и исчезают, словно сахар на дне стакана с горячим с чаем. Кроме тех редких случаев, когда небо грозит пролиться летним дождем.

Сегодня ночная духота была особенно беспощадна. Неизвестно, что лучше — ясная погода или дождь, который смывает все следы…

Я уже была на другой стороне и, пригнувшись, стала подбираться к дому, постоянно натыкаясь на битые кирпичи, обломки досок и прочий строительный мусор.

Мне стойло большого труда удержать равновесие.

Даже при моей натренированности и супервладении своим телом мне ничего не стоило растянуться во весь рост. Это в мои планы не входило.

У стен дома было наибольшее скопление строительного мусора, я ощущала под подошвой своих кроссовок известковую пыль, которая поднималась в воздух и норовила забить ноздри.

Окна в доме были застеклены. Наверняка при свете дня можно будет увидеть на стеклах брызги раствора, которые потом рачительная хозяйка будет скоблить тупым кухонным ножом, проклиная всех штукатуров, вместе взятых. Я обошла вокруг дома и проверила каждое из окон. Не заберешься. Все рамы были заперты.

А что на втором этаже? Я подняла голову и радостно обнаружила, что окно второго этажа было приоткрыто.

Мои глаза привыкли к темноте, и я уже могла различить, где красный кирпич, а где белый. Я наткнулась на лестницу и попыталась приподнять деревянную конструкцию, но она зацепилась за какую-то доску. Пришлось освобождать лестницу. При этом я едва не наделала шума, который мог выдать меня.

Я осторожно приставила конструкцию к стене и поставила ногу на первую ступеньку ближе к перекладине, чтобы та не так скрипела. Затем я со всей осторожностью полезла наверх.

Поравняться с окном мне не удалось — лестница была слишком низкая. Я аккуратно нажала ладонью на нижний край рамы, и окно приоткрылось. Затем, ухватившись руками за карниз, я подтянулась. О черт!

Лестница качнулась подо мной и чуть было не рухнула вниз. Я зацепилась ногами за верхнюю планку и заставила конструкцию снова прижаться к стене.

Рывок — и я оказалась на подоконнике, вовремя пригнув голову, чтобы не удариться о стекло. Я очутилась в комнате размером примерно три на четыре метра. Скорее всего это была спальня. Включать фонарик я не решилась. Сначала надо прояснить обстановку в доме: расположение комнат и количество людей в доме.

Дверь в спальне была незаперта по той простой причине, что на нее еще не навесили замок. Это хорошо, я избавлена от необходимости взламывать ее.

Выйдя из комнаты, я оказалась на небольшой площадке, которая заканчивалась лестницей, ведущей вниз. Я прислушалась. Ни единого звука.

Черт знает, что происходит! Приемник сигналов ясно показывал, что Александра Ивановна находится здесь.

О «жучке» она ничего не знает — клиенту лучше ничего не говорить об этом, чтобы он не испытывал страха перед разоблачением. Надеюсь, что бандиты тоже не догадались о том, что их пленница находится под присмотром электронной дуэньи, в противном случае они подложили бы мне свинью…

Я начала спускаться вниз по лестнице, все еще удивляясь, что никто не выходит мне навстречу и не машет кулаками. Они что, умерли все, что ли? Это был бы неплохой вариант. Все проблемы были бы решены сразу и навсегда.

Я благополучно спустилась на первый этаж и остановилась, прислушиваясь.

Абсолютная тишина. Такая бывает только внутри склепа. Даже на кладбище вокруг холмиков и памятников не так тихо: стрекочут цикады, шуршат полевки, лягушки выползают навстречу дождю… Вы спросите меня, откуда я это знаю? Знаю, и все.

Тут я услышала тихий, но явственный вздох. Он доносился из комнаты, находящейся от меня по правую руку. Я приблизилась и приложила ухо к двери.

Звук повторился минуты через три. Я считала про себя. Вздох был явно женский, и я уже не сомневалась в том, что за дверью находится моя клиентка.

Возможно, она не одна, а под присмотром охранника, которого надо как-то выманить наружу. Я тихонько зацарапала ногтями по поверхности двери и издала скулящий звук. Сейчас дверь откроется, выглянет охранник, и я тюкну его по…

Вместо этого я услышала приглушенный голос Александры Ивановны:

— Кто там?..

Надо же, у нее полная свобода передвижений!

Играть в кошки-мышки уже не было смысла.

— Александра Ивановна? — спросила я, почти касаясь губами двери.

— Это вы, Женечка?

Надо же, узнала!

— Да, это я… Вы одна, что ли? Охрана есть?

— Нет, я одна-одинешенька…

Странно все это.

— Тогда откройте дверь.

— Дверь заперта, а ключа у меня нет.

Теперь можно и фонарик включать. Я осмотрела замок — обыкновенный, плоский. Попробуем открыть. Я извлекла из недр одежды отмычки и принялась колдовать над замком. Он вскоре поддался. Энергичное пощелкивание объявило об его полном поражении. На всякий случай я погасила фонарик.

Затем распахнула дверь и шагнула в темноту, готовая ко всему. Ситуация могла быть и такой: кто-то стоит с пистолетом, упертым в подбородок моей клиентки, и диктует ей, что говорить и как себя вести.

Когда глаза привыкли к темноте, я различила один силуэт, явно принадлежавший мадам Стольник.

Я рискнула включить фонарь.

— Лучше не надо света! — горячо прошептала Александра.

— Почему?

— Не надо…

Я ничего не понимала.

— Вы здесь одна или нет?

— Совершенно одна — А где же бандиты?

— Здесь никого нет, кроме меня.

— И никто вас не охраняет?

— Они заперли меня и уехали.

Я недоуменно развела руками. Опрометчиво с их стороны: пленница ведь может сбежать. Если не сама, то с моей помощью…

— Отлично! — воскликнула я. — Выбираемся отсюда, и побыстрее! По дороге я вам кое-что расскажу.

Не думаю, что известие о пропавшем сыне будет для нее приятным, но доложить о происшествии все равно придется.

— Нет. Я не могу…