Читать книгу - "Афинский яд - Маргарет Дуди"

— Фрина будет рассказывать? Ну и ну! — Они сгрудились вокруг нее, поддразнивая, но сгорая от нетерпения.

— Представьте, что я ваша старая кормилица, мои крошки. — Она потрепала по волосам юношу, преклонившего колени подле ее ног. — Слушайте внимательно. Моя история — заметьте, правдивая — называется «Сказка о великодушных женщинах». Однажды милетскую красавицу по имени Планго полюбил юноша из Колофона. У него уже была возлюбленная, служительница Диониса, которую звали Вакхида, родом из Самоса. Юноша жил с Вакхидой, но узрел несравненную красу Планго Милетской и был сражен ею. Когда он признался ей в своей страсти и стал вымаливать ее расположение, Планго растерялась. Она знала о прекрасной Вакхиде и решила вернуть юношу ей. Поэтому Планго пообещала юноше, что он получит то, о чем просит, только если принесет ей знаменитое ожерелье Вакхиды. Это чудесное золотое ожерелье, усыпанное драгоценными камнями, было редкой и дорогой вещью, и она знала, что Вакхида ни за что с ним не расстанется. Но печальный юноша пошел к возлюбленной и рассказал о своей беде. Он признался, что так безумно влюблен в Планго, что умрет, если не получит ее. Он умолял возлюбленную помочь ему. Сердце Вакхиды исполнилось жалости, и она отдала своему любимому (ах, неблагодарный юнец) самое ценное, что у нее было, — свое неповторимое ожерелье. Планго сдержала слово, но вернула ожерелье Вакхиде с запиской, полной слов восхищения. И тогда две девушки стали лучшими подругами, с радостью проводили время в обществе друг друга и поделили меж собой юношу из Колофона. Вот! Не прекрасна ли эта сказка? Так будут же прокляты клеветники, дурно говорящие о женщинах!

— Она чудесная, правда? — нежно сказала стоявшая возле меня девушка.

— Она восхитительна. Но ты-то за что ее любишь? — поинтересовался я.

— О, за то, что она добрая и веселая. Рядом с ней рабы забывают о том, что они рабы, а дурные начинают верить в свою добродетельность.

— А где маленькая фиванка Фисба? — осведомился какой-то юноша и схватил флейтистку, которая ела — или, скорее, хлебала — жидкую овсянку из миски, свой незатейливый, но питательный ужин. — Ты помнишь какие-нибудь фиванские танцы, моя крошка? Тебя взяли в плен после разгрома Фив, не так ли? Когда осажденные пали, и Александр ринулся в город со своим войском. Всех мужчин убили, а тридцать тысяч фиванцев попали в плен, и тебя продали прямо в пирейский бордель.

— Меня пленили и продали в рабство вместе с матерью, — печально ответила девушка. — Я была тогда совсем маленькой и почти ничего не помню. Только крики и огонь. Теперь они больше не могут продавать фиванских рабов в Афины.

— Это значит, — со знанием дела сказал мужчина постарше, — что их отправляют еще дальше — в Азию, работать на македонское войско, выполняя любую прихоть негодяев из Пеллы. Лучше уж здесь.

— Пока Фивы не отстроят заново, — сказала Фрина, вставая и потягиваясь.

— Как мило с твоей стороны — надеяться на это, — заметил мужчина, — особенно если учесть, что ты родом из Феспии, которая воевала с Фивами в прежние времена.

— Да, когда-нибудь Фивы будут отстроены.

— Фрина, но это же невозможно! Александр не оставил от них камня на камне, пощадив лишь дом Пиндара.

— Невозможно? Значит, вы говорите, что Фивы никогда не будут отстроены? Я открою вам маленькую тайну, мальчики и девочки. Я богата и собираюсь стать еще богаче. На свои собственные деньги я возведу вокруг Фив новые городские стены, но только если фиванцы пообещают сделать на них такую надпись: «Стены, павшие от руки Александра, вновь поднялись по воле Фрины Гетеры».

— По воле Фрины поднимаются не только стены, — поддразнил красавицу какой-то мужчина, поднося к губам локон ее волос, чтобы поцеловать. Легко, словно бабочка взмахнула крылом, гетера шлепнула его по руке:

— Нет-нет, только если будешь очень хорошим мальчиком. Желающие заплести мои косы пусть платят мину. Исключение я делаю лишь для собственной служанки.

— Послушай, Фрина, может, мы во что-нибудь поиграем? — спросил какой-то неугомонный юноша. — Погадаем? Или потанцуем все вместе? Хочешь посмотреть, как я пляшу кордакс?

— Что? Смотреть, как ты трясешь яйцами, Эвбул? Нет, благодарю покорно.

— Эвбул швыряется своими яйцами, но никто не может их поймать, — заметил какой-то мужчина.

— Эй, ты, думай, что говоришь, а не то я тебя украду, — пригрозил Эвбул Фрине.

— Ты не удержишь меня и секунды, слишком быстро выдыхаешься. Я тебя знаю, — шутливо-презрительно проговорила Фрина.

— Тогда я украду кого-нибудь другого! — И юный Эвбул схватил низенькую девушку, которая стала яростно сопротивляться.

— Ах ты, — она резко ударила его по липу и в кровь расцарапала щеку острыми ногтями. Он тряхнул ее.

— А ну не шали, мегера!

Девушка начала отбиваться всерьез, отчаянно царапаясь, но похититель заломил ей руку за спину и не отпускал.

— Я украду тебя, и Фрине придется платить выкуп.

— Я отниму ее у тебя — вот же она, я ее вижу.

— Так я ее спрячу, — и юноша сделал вид, что уходит, взвалив девушку себе на плечи. Она лягнулась, и он ударил ее.

— Еще одна такая выходка — и получишь в глаз. Да, Фрина, я унесу девчонку и спрячу так, что ты ее не найдешь.

— Та-ак! Вот ты что затеял! Что ж, тогда я буду безутешной матерью.

Оправив волосы и хитон, Фрина встала посреди комнаты:

— Я безутешная мать, я Деметра, покинута всеми,

Тщетно ищу я в разоренных землях свою Персефону,

Жизнь заберу из весны я и свет из прекрасного лета,

Весь погублю урожай, если дочь мне мою не вернете.

Вот она…

Тут гетера повернулась к похищенной девушке и свирепому юноше, который медленно опустил свою жертву на землю: оба позабыли о драке и застыли перед Фриной, очарованные неожиданным представлением.

— Вот она бьется в железных объятьях злодея Гадеса,

В хватке Гадеса железной. Не сплю и не ем я от горя.

Одна из кухарок бросила Фрине венок, сплетенный из пшеничных колосьев, на которых покачивались золотые зерна. Та водрузила его на голову.

— Слезы горючие в скорби я изо дня в день проливаю.

Нынче же…

И Фрина схватила миску с овсяной похлебкой, принадлежащую маленькой флейтистке Фисбе.

— Ем я цицейон, и в душу мою возвращается радость,

Ибо вернется ко мне ненаглядная дочь, моя Кора.

Мы захлопали и закричали, словно зрители в театре Диониса. Молодой человек, отпустивший девушку, казалось, позабыл о своих злодейских замыслах и аплодировал вместе со всеми.

— Вы хорошие мальчики и девочки! — закричала Фрина. — Я служу Исодету, Богу Равенства, и велю Трифене угостить всех хлебом и вином за мой счет! Просыпайтесь! К чему дрыхнуть, когда можно танцевать и веселиться ночь напролет?