Читать книгу - "Постумия - Инна Тронина"

– Как там Джиоев, заговорил? – Петренко, похоже, задремал, а сейчас очнулся.

– Да. – Дядя внимательно наблюдал за жучком, бегавшим по скатерти. Раньше бы раздавил его, не задумавшись, а теперь не мог. – Когда узнал, что боссов завалили, отверз уста. Его фотки обнаружились не только в телефоне Мирона Великойского, но и ещё у одного предпринимателя. Тот опасался за свою жизнь и нанял охрану в «Мангусте». Тэрджи Джиоев втёрся к нему в доверие и застрелил. Взял из коттеджа всё самое ценное, включая коллекцию дорогих часов и ручек. А были они куда богаче, чем у некоторых российских губернаторов. Выносил добро, как всегда, сообщник. Но наличных денег у жертвы не нашлось – всё было на картах. Но это не помешало Джиоеву – ведь он сумел узнать ПИН-код…

– А насчёт инкассаторов с Шафировского узнали что-нибудь? – Петренко щипцами раздавил очередной грецкий орех.

– Меченые купюры попались в банке при переводе денег на счёт одной из подставных фирм. В фуре и в броневике сидели сообщники. – Генерал Грачёв достал портсигар, но не спешил его открывать. В последнее время он часто пропускал перекуры – Это второе такое ограбление в Питере. Сейчас им занимается отдел по экстремизму нашего Главка. Многие из арестованных по делу свояков уже заключили сделку со следствием. Резон понятен. Если кто-то один такое сделает, сидеть так или иначе всем. Да ещё по полной программе. – Дядя наконец-то закурил, отвернувшись от меня.

– Так ведь это дело отменили с первого июля, – напомнил Петренко.

– Формально отменили, но фактически правило действует. Так что выгоднее встать на путь исправления. Свояки уже никогда не вернутся, а жить как-то надо. Теперь получатели пожертвований станут более сговорчивыми.

У меня заломило поясницу. Теперь такое случалось часто, особенно после долгого сидения за столом. Я подумала, что надо бы навестить Чарну Моисеевну. Она два дня назад вернулась из санатория и очень просила приехать к ним на Славянский бульвар. Ногу, к счастью, удалось сохранить, но сильная хромота ещё оставалась. Не знаю, чего удалось добиться при реабилитации.

Кстати, своими планами на осень я с Чарной пока не делилась. Вот уж она удивится, когда я заявлюсь в таком виде!..

– А много народу такую помощь получает? – спросила я у Старика.

– Достаточно. Не забывай, откуда прибыл Финансист, чьими интересами вся эта публика прикрывалась. Разумеется, за этот бренд хорошо платили. «Русский мир», «ополченцы», «беженцы» и всё такое. Теперь пострадают и детдома, и храмы, и прочие богоугодные заведения. И фонд супругов Рындя, конечно.

– Вот этих жалко. – Я подняла глаза к небу. Солнце скользило на запад, мягко улыбаясь сквозь полупрозрачную дымку. Где-то на соседнем участке, похоже, развели костёр.

– Что мучаешься. Марьяна? – Дядя заметил мои попытки усесться поудобнее. – Сейчас домой поедем.

– У неё теперь совсем другие интересы, – уклончиво сказал Старик. – Ох, как я завидую молодым и красивым! Всё ещё впереди, хотя и позади немало. А я уж хотел предложить остаться до утра. Вот как бывает – пятеро детей, девять внуков, четыре правнука, а слова сказать не с кем. Скучаю вот, как все пенсионеры. Разве что помогу кому-нибудь – по старой дружбе.

– И как вы умудряетесь за границу выезжать? Слышал, недавно были в Брюсселе. Нас, силовиков, давно уже не выпускают. Не доверяют, что ли? – удивился дядя.

– А как тебе, такому предателю, доверять-то? – скрипуче рассмеялся Старик. – Сбежишь ещё в Сирию к своим адыгейцам!

– Во-первых, Сирия – наш друг. А, во-вторых, и вы все не лучше. – Генерал попытался улыбнуться. – Собрались тут, понимаешь, очернительством заниматься…

– Я, Всеволод, давно уже не силовик, – веско сказал Ерухимович. – Какой с меня, убогого, спрос? Все гостайны давно забыл. И устарели они с тех пор, как были мне доверены. К тому, же четверо моих отпрысков на Западе работают. Надо же им отца изредка повидать. Кто знает, может, в последний раз. Хожу вот с карманным компьютером, и он снимает с меня уйму показаний. Это разве жизнь? Руку сломал, так она полгода срасталась. Пришлось резиновые мускулы носить – уже на двух руках; для стимуляции нервных окончаний. Может, кому-то прозябание и в кайф, но только не мне. Привык здоровым быть и разумным. «До такого лучше не дожить!» – как говорит мой водитель. Вернулся он из отпуска, от матери. Много чего интересного поведал…

– Расскажите, пожалуйста, – попросила я.

– Мамаша живёт недалеко от белорусской границы, в деревне. Так у них вся округа упилась до розовых слонов. Задержали фуру с санкционными персиками или с абрикосами – точно не помню. Прекрасные плоды, и все пустили под бульдозер. Нет бы ребятню в детдомах порадовать или стариков в интернатах! Там же анализ сделать – пара пустяков. Так нет, обязательно нужно силушку показать. А народец сразу выгоду просёк. Чуть не целый район с вёдрами сбежался. Потом самогона наварили. Говорят, даже сахар не потребовался – такие были персики… Тьфу, зла не хватает!

Старик раскраснелся, и глаза его опять стали белыми. Своим маленьким кулачком он ударил по столу так, что арбузные корки посыпались на траву.

– А после пьянки драка началась. Выдернули колья из заборов – и ну друг друга лупить! Кто-то помер от алкогольного отравления, кого-то элементарно убили. Там же сёла просто купаются в этом самогоне. И на трассе подают, а потом аварии…

– Безобразие, конечно, – вздохнул Петренко. – С абрикосами воевать – это не со свояками.

– А вот ещё один пример маразма, – отдышавшись, продолжал Старик. – Как тут со злом бороться, если за добро бьют по рукам? Я вот до сих пор поверить не могу. Слышали про Зимина?

– Это основатель фонда «Династия»? – переспросил Петренко. – Конечно, слышали. У меня дома целая полка книг, изданных на его средства…

– Он ведь не один вкладывал деньги в народное просвещение. Да, это флагман, но были и другие. Сами не хотите научную литературу издавать, гоните всякое барахло тоннами, так хоть порядочным людям не мешайте! Они же ваше дело делают! «Братков» меньше станет, если молодёжь получит возможность приобщиться к высокому. Нет, у нас любая инициатива наказуема. Почитают, подумают и начнут всякие вопросы задавать. С умниками трудно, и потому – вон их! А я-то всё иначе себе представлял, старый хрен. Считал, что с меценатов нужно пылинки сдувать. Был фонд, и нет фонда. «Как мы дальше будем жить? Ведь пришла беда…» Не помню, чья это песня, – признался Старик. – И не одна беда, их много. И ещё будут, пока не поумнеем.

Дядя между тем подбирал с травы арбузные корки, чтобы не звать уборщицу. Потом разогнулся, вытер лицо носовым платком. Петренко грустно смотрел на него.

– Жизнь учит жестоко, чтобы навек усвоили, – продолжал Старик. – Что-то упустили в прошлом, не додумали. Теперь вот проходим по новой. Видно, мне уже не судьба этот урок дослушать.

– Геннадий Григорьевич, вы ещё меня переживёте! – Петренко потёр сердце под клетчатой рубашкой и смущённо улыбнулся.