Читать книгу - "Однажды звездной ночью - Елена Арсеньева"

Машина вдруг начала тормозить и остановилась. Петр меня удержал – сиди, мол, тихо! Да я сама от страха шевельнуться не могла, даже от комаров забыла отмахиваться. Слышим, дверцы открылись, выходят люди, переговариваются… и вдруг выстрел! Другой! И тут завыла сирена. Милиция проснулась! Эти раз – в машину, и та рванулась, исчезла.

Я говорю: «Петя, ради бога, бежим!» А он: «Я хочу посмотреть, что там». Уж я ему и так и этак: давай, дескать, уйдем, ну зачем связываться с милицией, ведь ты-то знаешь, они, если вцепятся, не отвяжутся! Он меня и слушать не стал. Пошел по обочине. Я следом и каждую минуту жду: вот сейчас вынырнет ментовозка… Но никто не появился. Видимо, дежурная машина просто так мимо проезжала, выстрелов никто не слышал. Или решили не соваться в явно бандитскую разборку. Словом, на дороге воцарилась тишина, я даже слышала, как шуршит песок на обочине под ногами Петра. И вдруг шаги затихли. Я поняла, что он подошел к этим… убитым. И так страшно мне стало, помню, одной! Я рванулась вперед, подбежала, смотрю, он стоит над двумя неподвижными телами… То есть один лежал неподвижно, как-то особенно неподвижно, сразу видно – мертвый. А другой чуть шевельнул головой, открыл глаза и прошептал… он прошептал: «Я Серега Лукьянов… Лукьянов моя фамилия… Сергей Николаевич…» И потерял сознание.

Анна вдруг заломила руки, опустила голову…

– А почему он вам назвался, как вы думаете? – спросила Марина, силясь казаться спокойной, но дрогнувший голос показывал, что и она не осталась равнодушной к этой истории.

– Потом, уже позднее, Серега – мы его так и зовем, как он сам представился, – бледно улыбнулась Анна, – рассказал, что больше всего боялся остаться безымянным трупом. У них ведь документы отобрали, раздели и бросили в полной уверенности, что убили обоих. А ему повезло: ранения в грудь, в живот, в шею, но, как говорят врачи, «совместимые с жизнью». Конечно, мы просто не могли уйти и оставить его умирать на дороге. Петр достал сотовый, позвонил в милицию и в «Скорую». Мы не сказали, что видели машину, – говорили, мол, просто гуляли и вдруг наткнулись на этих застреленных. На наше счастье, нам сразу поверили…

– А почему вы думали, что вам не поверят? – удивленно перебила Марина. – Почему вы вообще решили, что у вас могут быть какие-то проблемы с милицией?

– Ну так, знаете, обычное чисто человеческое опасение – не связывайся с законом, может боком выйти. Вроде и не виноват, а побывав на месте преступления, чувствуешь себя как-то… ну, как бы замешанным. Вы же понимаете? – чуть ли не умоляюще спросила Анна.

Марина неуверенно кивнула. Она лично не чувствовала себя преступницей ни при каких обстоятельствах… Странно, что эта красивая, ухоженная, благополучная женщина настолько мнительна. Да, в прошлом у нее, конечно, были неполадки с законом. Случайные, но болезненные. Недаром она с такой глухой ненавистью выдохнула: «Вот сейчас вынырнет ментовозка… они, если вцепятся, не отвяжутся!»

– И что случилось потом? – спросила Марина, чувствуя, что сейчас не время и не место копаться в прошлом Анны Манихиной.

– Серегу отвезли в больницу, он лечился, а Петр его навещал. Говорил, что чувствует за него какую-то ответственность, называл своим крестником. Серега, даром что чуть живой был, запомнил человека, который нашел его на дороге, и проникся к Петру особым доверием. Он ведь совсем еще мальчишка, но с детства по приемникам-распределителям скитался. Отец его вроде бы умер, потом мать умерла, он даже толком ничего не знал о своих родителях. Сидел в колонии для малолетних преступников, а только вышел – и опять пошел по старой дорожке. Связался с бандой некоего Васи Хачика. Бог его знает, кто он, и вовек бы не знать. И Серегу этот самый Вася проиграл в карты какому-то убийце. Его и еще одного такого же молодого дурака. А карточный долг, говорят, для урок – это святое. Тотчас бросили парней в машину, отвезли в укромное место и убили. То есть были уверены в этом. Серега не сомневался, если эти люди узнают, что он жив, то разыщут и рано или поздно прикончат. Он вообще не знал, что дальше делать, как жить, куда податься. Ну, как-то так вышло, что Петр предложил ему остаться у нас.

– Смелое решение! – покачала головой Марина. – Рискованное, я бы сказала.

– Да. Мне было очень страшно, – подтвердила Анна. – Очень! Но Петр, надо сказать, всегда умел меня убедить в чем угодно, – она слабо улыбнулась каким-то своим, далеким воспоминаниям, – а потом мы узнали, что Васе Хачику очень не повезло. Он не поладил с каким-то там Русланчиком Печерским – тоже, рассказывают, весьма серьезный человек. Русланчик на Васю наехал, как принято выражаться, и вышел победителем. То есть там погибли все эти хачиковцы, или как их называть – хачки? – Анна вдруг по-девчоночьи хихикнула. – Серега мог не бояться за свою жизнь, мог на все четыре стороны идти и чем угодно заниматься, но остался у нас. Я его сначала боялась, а потом привыкла, как к родному сыну. У нас же детей нет, а я всегда хотела сына и дочь. А Серега нам предан я прямо не знаю как, особенно Петру, тот для него и отец, и высшее существо какое-то, он ему руки целовать готов. Ну что, пошли еще чайку попьем? Спускаемся на кухню? – предложила Анна, словно спохватившись, что экскурсия по второму этажу слегка затянулась.

Марина рассеянно кивнула и шагнула на лестницу. И вдруг нога ее подвернулась, она только успела вскрикнуть – и покатилась вниз, пересчитала ступеньки и распростерлась у подножия.

Испуганная Анна спорхнула вслед, наклонилась над неподвижной девушкой:

– Господи боже! Да что ж это такое?! Вы ничего не сломали?

Маринины серые глаза казались почти черными на резко побледневшем лице.

– Кажется, что-то с ногой…

Анна вызвала врачей, Марину отвезли в больницу, наложили гипс и сообщили, что снимут только через сорок пять суток. «Ваше счастье, что обойдется без вытяжки, но надо лежать, лежать и еще раз лежать. У нас проблемы с местами, но к вечеру должно одно освободиться. А пока придется вам в коридорчике…» И тут вмешалась Анна. С мягкой, но непоколебимой решительностью она заявила, что забирает девушку к себе домой. Марина была слишком подавлена болью и страхом, чтобы возражать.

И вот она здесь. Уже больше года… Нога сначала неправильно срослась, пришлось заново ломать и накладывать гипс. Марина прижилась у Манихиных – правда, сначала, чуть выздоровев, пыталась уехать, но тут у Петра Федоровича появились первые признаки заболевания, он резко ослабел. Марина помогала Анне ухаживать за больным, помогала Петру Федоровичу в его делах (Манихин был совладельцем нескольких ночных клубов и ресторанов), много работала сама: ей оборудовали первоклассную мастерскую, любой керамист может только мечтать о такой! Конечно, она построила горн в саду, как и собиралась, но больше для независимости, потому что в голландской муфельной печи, подаренной ей Петром Федоровичем, обжигать изделия было гораздо удобней.

Да, многое, слишком многое пошло не так, как она хотела. Именно потому, что и тот мастер, рукам которого она подчинялась, тоже слабо представлял себе, что же именно он хочет вылепить.