Читать книгу - "Покаяние «Иуды» - Ахмет Хатаев"

«Повезло — зэки оказались слабенькими», — мелькнула в голове Эди торопливая мысль.

«Ты ее не слушай, она специально тебя расслабляет, ведь еще своего слова не сказал их пахан, надо действовать, иначе будет поздно», — посоветовала другая мысль.

«Сейчас со всем этим разберемся», — заключил Эди и в два прыжка оказался рядом с Марваном, который начал было вставать.

— Не надо, я все понял, облажалась моя гвардия, — в сердцах произнес он и медленно опустился на прежнее место, упершись острым взглядом в переносицу Эди. А потом, как бы опомнившись, театрально разведя руки в стороны и, прищурившись, спросил: — Мил человек, ты кем будешь, что так — раз — и всех в отключку, спортсмен что ли?

— Историк я, приехал собирать материал для научной работы, — сквозь зубы процедил Эди, вплотную приблизившись к Марвану, чтобы в любой момент нанести ему удар.

— Почему тогда ты здесь, если ученый? — с еле скрываемым раздражением в голосе и играя желваками на скулах, выдавил из себя Марван.

— Не знаю, меня с кем-то спутали и обвиняют в ограблении инкассаторской машины, — уже спокойно ответил Эди, глядя в глаза Марвану.

— Здесь все ни за что нары коптят, мил человек, — осклабился Марван, обнажив ряд пожелтевших от чифиря зубов.

— Возможно, — произнес Эди и бросил взгляд на «поле боя», где гвардия Марвана приходила в себя.

Обративший на это внимание, Марван, небрежно вытянув в сторону братков указательный палец, бросил:

— Эти… к тебе больше не подойдут, они сейчас никто, они ноль, понимаешь, ноль, так что занимай любую шконку, тебе никто не скажет «нет». Ты доказал, что ты духовитый фраер.

— Вы мне своими кличками не тычьте, я не понимаю все это, — потребовал Эди.

— Мил человек, сказав «фраер», я проявил к тебе уважение. Понимаешь, фраер это… — начал было пояснять Марван.

— Возможно, но мне это не нравится, — не дал договорить ему Эди, — я пойду лягу, ночь на дворе.

— И это правильно, — согласился Марван, еле сдерживая свое раздражение, поскольку не привык, чтобы с ним так неучтиво разговаривали. Но, подавив в себе нарастающий гнев, скривив губы в улыбке, немало удивив этим своих прихлебателей, продолжил: — Человек должен отдыхать. Ложись, хочешь тут, хочешь там, покажи, где хочешь, туда принесут твои вещи.

— Спасибо, я привык делать все сам, — сказал Эди и направился к своим вещам.

— Как хочешь, мил человек, как хочешь. Да, а как тебя зовут?

— Эди, — бросил он через плечо, глядя на то, как двое блатных укладывали на койку еще плохо владеющего своим телом Долговязого и сидящего на полу у ближней к выходу койки Слюнявого.

— Хорошее имя, а я Марван, будем знакомы. Ты, кажется, надолго сюда залетел.

— Не думаю. Я никого не убивал и не грабил, я сюда по ошибке попал, — нарочито стиснув зубы, резко выпалил Эди, подбирая с пола сумку.

— Поживем увидим. Если нужно будет, спрашивай — посоветуем, что и как говорить следаку. Мы народ тертый, но в наши дела не лезь, здесь мы банкуем, и ты нам не указ. Крепкие кулаки — это хорошо, но не все через них решается.

— Спасибо, если нужно будет, непременно обращусь, ну а дел мне и своих хватает, — произнес Эди, слегка улыбнувшись, демонстрируя тем самым, что не собирается с ним враждовать. — За своих ребят не обижайся, они были неправы, они оскорбили меня ни за что ни про что и потому наказаны. О ваших обычаях или законах я только слышал, а в сущности, ничего о них не знаю, не приходилось как-то сталкиваться, да мне, пожалуй, это и не нужно, я человек…

— А вот при-шло-сь, — растянуто произнес Марван, не дожидаясь того, когда Эди завершит фразу. — В жизни и не такое бывает, она, мил человек, как последняя стерва, в самый неподходящий момент может в душу плюнуть. Так что привыкай, начало у тебя уже есть. А за неласковую встречу не держи зла, согласен, нескладно все получилось. Слюнявый любит новичков на вшивость проверять, водится за ним такая партачная^[9] слабость, иногда не в меру кипешует^[10], не прочь свой кишер^[11] ланцами^[12] лоха забить. Говорил же, не суетись, нарвешься на духовитого, кусала выбьет. Еще раз раньше времени полезет на новичка, мокну в парашу, так и быть… Слюнявый, ты слышь, о чем речь веду, а-а?

— Усек^[13], я хотел как лучше, — донесся слабый голос Слюнявого.

— Так-то оно так, но смотри у меня, я тебя предупредил. Ты же знаешь, что я незаслуженно никого не обижаю. Но и нарушать воровской закон в доверенной мне хате никому не позволю, кто бы он ни был. Расплата такого обязательно настигнет ни сегодня, так завтра, лучше не испытывать мое терпение и свою судьбу.

Марван еще долго менторским голосом вещал о премудростях блатной жизни, нравах, бытующих в местах лишения свободы, а тем временем Эди, уверенный в том, что эта лекция проводится для него, постелил себе на койке, что находилась в противоположном углу. Благо, верхняя над ним и соседняя койки были свободны и не мешали обзору. Сумку пристроил в проходе со стороны ног, чтобы хоть в какой-то степени усложнить возможный бросок к себе блатных, если надумают вновь нападать, и лег в чем был поверх одеяла. Тело требовало отдыха, да и необходимо было осмыслить все, что произошло в камере, и подумать над тем, как с пользой использовать первый успех.

Вскоре Марван умолк, и в камере наступила тишина, нарушаемая то храпом, то сонным бредом кого-то из заключенных, а также приглушенным разговором очифирившихся^[14] блатных, которые, по всей вероятности, обсуждали происшедшие в камере события и свои возможные действия в отношении духовитого зэка. То, что они все сделают для восстановления своего статус-кво, у Эди сомнений не было. Блатные, знавшие, что утром об их позоре станет известно в других камерах, могли предпринять новую попытку его сломить. Поэтому он лежал, наблюдая из-под слегка прикрытых век за обстановкой вокруг себя, и готовый в любую секунду подняться на ноги.

Неожиданно до его слуха донеслось звяканье штырей в проходном коридоре, а за этим и гулкие шаги надзирателей в кованых сапогах… «Это, наверно, «Иуду» ведут», — успел подумать он, как кто-то открыл форточку в двери и неторопливым взглядом оглядел камеру. Затем послышались щелканье ключа в замке, скрежет запорного устройства и скрип открываемой двери.

— Извиняйте, граждане заключенные, за позднее беспокойство, я вам привел достойного вас постояльца, — нарочито небрежно бросил в камеру надзиратель в форме прапорщика, а затем резко скомандовал заключенному пройти в камеру. Как только тот сделал два шага через порог, тут же захлопнул за ним дверь.