Читать книгу - "Искатель, 1996 №3 - Игорь Данилович Козлов"

— Леха, чего не здороваешься? — послышалось сзади.

— Привет, — буркнул, не оборачиваясь.

Очнулся у почты. Там, на остановке, урчал старый, с облупившейся краской, желтый автобус, приезжающий три раза в день из райцентра. У передней двери, оперев о ступеньку большую сумку, стояла Юлия Сергеевна, разговаривала со Светкиной бабкой, а внучка шагах в трех от них делала вид, что не подслушивает. Она заметила Лешку, проследила, на кого он смотрит. Пусть знает, лишь бы учительница не догадалась.

Юлия Сергеевна неуклюже забралась в автобус, заняла место у заляпанного грязью окна. Голова в берете замерла в рамке из темно-желтого металла, напоминая плохо проявленную фотографию. Вот учительница повернулась, посмотрела сквозь Порфирова, маленький носик поморщился и затемнился отраженными деревьями. Алексей взглядом проводил автобус до поворота, пошагал домой.

— Леш, помоги Свете, — попросила бабка.

Алексей забрал у одноклассницы набитую продуктами сумку, пошел медленнее, чтобы не обгонять женщин.

— Поехала ваша учительница к родителям на праздники. Тоже надо: с вами ой как намучаешься! — сообщила бабка. — Хорошая она у вас, культурная и красивая.

— Никакая она не красивая, — обиженно возразила Светка. — И синяк под глазом.

— Это поленом стукнуло, когда дрова рубила. Нет бы прийти помочь! Пять мужиков в классе, а ни один не додумался…

Порфиров невнимательно слушал ее ворчание. Значит, он не увидит учительницы до конца каникул — целую неделю!

— Ишь, воронье на шабаш потянулось, полицаи проклятые! — прошипела бабка.

Во двор Гилевичей, к которому они приближались, зашли дед и бабка Яцюки.

— Отпустили иуду! — продолжала бабка. — Опознал его кто-то в Белоруссии, сообщил куда надо, что этот холуй фашистский вытворял. То-то он столько лет туда не ездил, боялся, выродок!

Дед и баба Смирновы были в войну под немцами. Деревню их сожгли при отступлении, и они перебрались сюда. А вскоре в поселок пригнали немецких пособников с семьями. Первые годы Смирновы даже не здоровались с ними, время притупило ненависть, однако не вытравило полностью, поэтому Светкина бабка ругалась, пока не дошла до калитки своего дома.

— Зайдешь, Леш, чайку попить?

Алексей вспомнил чайную чашку и постаревшие глаза над ней.

— Не хочу.

Не стал есть и дома: не мог сесть за кухонный стол. И на мать не мог смотреть.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Свист за окном оторвал Алексея от работы. Ладно, подождут лыжи до настоящего снега, все-таки сегодня праздник — Седьмое ноября. У калитки поджидали братья Тюхнины. Они уже свыклись с Лешкиным верховодством, а он зла не помнил.

— Пошли смотреть деда Гилевича, — предложил Гришка.

Во дворе Гилевичей собака была закрыта в будке, а на крыльце чернела крышка гроба. В комнатах пахло сосной и ладаном, большое зеркало было завешано одеялом. Возле гроба сидели женщины в черном, кто-то — Лешка никак не мог разглядеть боковым зрением кто, а повернуть голову не хватало сил, — расхаживал туда-сюда. В углу шептались две старухи, и звук был такой, будто мыши в соломе возятся. Алексей смотрел на белое с красной вышивкой полотенце, закрывающее голову покойника. Создавалось впечатление, что лежит набитый тряпками костюм. И руки не человеческие — восковые, точно без мяса внутри. В комнату зашли еще две старухи, потеснили Алексея.

— Пошли глянем, где он… — позвал шепотом Гришка.

Алексей с трудом оторвал взгляд от полотенца и, сдерживая дурноту, быстро вышел из дома. Гришка повел в сарай. Внутри было тепло и сухо, пахло куриным пометом. На одной из стен светлело пятно.

— Здесь, — показал на него Тюха-старший. — Видишь — замывали кровь.

Лешка преодолел страх и дотронулся до стены. Шершавые бревна заскользили под кончиками пальцев. Пальцы задержались на колючих ямах, соскочили в углубление — след от вырванной щепки, более светлый, чем пятно, и с бороздкой поперек.

— Картечь. Волчья, — объяснил Гришка. — Из того ружья, что мы стреляли.

В сарай заглянула крысиная, шмыгающая физиономия Димки Титова, пятиклассника, соседа по проулку.

— Пшел отсюда? — шуганул его Лешка и выбрался из сарая.

— Матерь божья, царица небесная… — продребезжала рядом старушка, и Алексей увидел, как коричневая морщинистая рука описала у остренького подбородка незамкнувшийся треугольник.

Захотелось уйти подальше отсюда, избавиться от любимого, а теперь раздражающего запаха сосны.

— Айда в клуб, — предложил Алексей.

— Слышал, учительница утром вернулась? — спросил Гришка. — Уехать не смогла, билетов на поезд не было.

— Знаю.

Поэтому и шел в клуб, поэтому и болтался там до вечера и смотрел фильм, хотя знал, что ерундовый, поэтому и от братьев оторвался, выходя из зала, и пошел по ночным улицам в противоположном от дома направлении. И таки встретил.

Он уже возвращался, когда увидел на другой стороне улицы бредущую, пошатываясь, женщину, и не сразу поверил, что это Юлия Сергеевна. Она держала берет в руке, неуверенно ступала по дощатой мостовой, иногда останавливалась, придерживаясь за забор или дерево… Лешка шел сзади по своей стороне, готовый прийти на помощь.

Учительница прижалась к дереву. Постояла так, качнулась и чуть не упала. Лешка рванулся к ней по грязи, но на полпути остановился. От дерева слышались хрипение и ляпающие звуки, похожие на падение лепешек из-под коровьего хвоста. Послышались плевки и злобное:

— Swine! Scoundrels? — Затем русский вариант: — Скоты! Быдло!

Алексей замер посреди дороги, глядя в ту сторону, куда побрела шатающаяся учительница. Стоял, пока не замерз.

На похоронах и поминках учительницы не было. Алексей посидел с мужиками в конце стола, хлебнул самогонки и отведал кутьи. Кутья была слишком сладкая — меду не пожалели, поэтому насытился быстро и уже без охоты, потому что не мог не есть, когда все за обе щеки уплетают, обглодал куриную ножку. И все время думал об учительнице. То было ночью, в темноте, а при свете Юлия Сергеевна не такая, не может быть такой. Надо увидеть ее и убедиться в этом.

Оставив Тюхниных за столом, Алексей пошел в клуб. Бильярд был занят. Лешка понаблюдал за желтыми шарами с черными колечками и цифрами, послушал щелканье киев и обычные маты при промахах. В фойе на подоконнике сидели десятиклассницы, весело хохотали, слушая Федьку Крикунова, верзилу с непропорционально длинными руками, и бросали призывные взгляды на Мишку Кузина. Мишка неделю назад вернулся из армии, еще не снял форму и время от времени косился на погоны на плечах и значки на груди. Коська закончил продавать билеты, контролер бабка Пашка закрыла за собой дверь в кинозал. Сейчас принесут магнитофон, в фойе начнутся танцы. Лешка пошатался по комнатам, понаблюдал за танцующими, пошел в