Читать книгу - "Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Джорджет Хейер"

Сидни Баттеруик, через несколько минут явившийся в будуар, заметно дрожал, однако успел более-менее взять себя в руки. На его лице еще оставались следы сильных переживаний, но он уже мог улыбаться, пусть несколько нервно, и уверял Хемингуэя, что тот может рассчитывать на его сотрудничество.

— Я был предан Дэну! — заявил Баттеруик. — Любой вам это подтвердит. В определенном смысле он был чудесным человеком. Он был медленным экстравертом, а я, конечно, быстрый экстраверт, но с кое-каким наложением — ну, вы меня понимаете… Наверное, меня можно назвать интуитивным экстравертом. Но лучше я сразу вам скажу, что признавал и принимал Дэна таким, каким он был. Соглашусь даже, что он был просто ловким грубияном, и я часто с ним ссорился, да еще как! Этим вечером Дэн сильно огорчил меня, и для меня невыносима мысль, что, видя его последний раз в жизни, я был страшно на него зол. Вернее, не столько зол, сколько обижен. Знаю-знаю, я все принимаю слишком близко к сердцу, такие, как я, всегда так делают. Вы читали Юнга?

Инспектор Грант перевел взгляд на старшего инспектора. У того было два увлечения: драма и еще одно, которому он отдавался к ужасу, радости и возмущению коллег, — психология. Хемингуэй благосклонно внимал потоку слов Баттеруика, но последнее высказывание исчерпало его терпение.

— Представьте, читал, как и Вендта, Мюнстербурга, Фрейда и Розанова, — с сарказмом ответил он. — Поэтому знаю, что вы не из аутистов. Пока не решил, антисоциальны вы или маниакально-депрессивны, но надеюсь скоро решить.

Эта неожиданная отповедь вывела Сидни из равновесия.

— Встретить полицейского, интересующегося психологией, — настоящее чудо! — захихикал он. — Думаю, я антисоциальный истерик. Нет, я не питаю иллюзий на свой счет. Не принимать самого себя было бы смертельно опасно. Например, я обожаю Микеланджело, но понимаю, что это, наверное, выражение желания сопереживания, так же как, допустим…

— Сядьте, сэр! — велел Хемингуэй.

Сидни повиновался, пригладил рукой свои светлые волнистые локоны, машинально поправил галстук.

— Задавайте мне любые вопросы! — воскликнул он. — Я отвечу на них абсолютно честно.

— Разумное решение, сэр, — кивнул старший инспектор. — Для начала расскажите о причине вашей вчерашней размолвки с мистером Сэтоном-Кэрью.

— Он меня обидел!

— Как ему это удалось?

— Мы не виделись три дня, он не отвечал на мои телефонные звонки. Дэн часто так поступал, когда бывал не в духе: дразнил меня, не желая обидеть. Однажды заявил, что я слишком серьезно отношусь к жизни, и был, наверное, прав, но…

— Вы решили, что надоели ему? — перебил его Хемингуэй.

— О… Вообще-то нет!

Старший инспектор заглянул в записи:

— Вы сказали ему: «Хотите сказать, я вам надоел?» Он ответил: «Представьте, именно так». Правильно, сэр?

Сидни покраснел до корней волос:

— Откуда вы знаете, что я говорил? Наверное, от этой маленькой стервы Хаддингтон?

— Почему вы так о ней говорите?

— Не сомневаюсь, Синтия Хаддингтон воображала, будто Дэн в нее влюблен, потому что он обращает на нее внимание. Но она ошибалась, ошибалась! Если Синтия навязала вам свои бредни про то, что я заревновал, то это смешно! Смешно, и все!

Трудно было представить нечто более далекое от смеха, чем звуки, издававшиеся Баттеруиком, и его вид; но Хемингуэй, отметив данное обстоятельство, не стал ничего уточнять. Он попросил Сидни рассказать, чем тот занимался с момента, когда встал из-за карточного стола, чтобы пойти выпить, до своего возвращения в гостиную.

— Разумеется, раз вам это интересно… — начал Сидни, пожимая плечами.

— О, боже, — пробормотал инспектор Грант.

— Рассказывать-то нечего, — продолжил Сидни. — Партия за моим столом закончилась, и я использовал эту возможность, чтобы спуститься в столовую. Я никого не видел, кроме дворецкого. Это вы хотели узнать?

— Никого не видели, сэр? Насколько мне известно, на лестнице у вас произошел разговор с миссис Хаддингтон.

— Ах, это! Я думал, вам важно, видел ли я Дэна или кого-то, кто мог его убить. Да, вроде бы я перекинулся парой словечек с миссис Хаддингтон, только не помню о чем. В любом случае, ничего важного не прозвучало.

— Находился еще кто-нибудь на лестничной площадке или на лестнице, когда вы вышли из гостиной, сэр?

— Кажется, никого.

— А что делала на площадке миссис Хаддингтон?

— Господи, откуда мне знать? Она поднималась на третий этаж, то есть как раз стала подниматься, когда я начал спускаться.

— Мисс Бертли спустилась вниз до того, как вы последовали за ней?

— Да. То есть, наверное, так. Я не помню, что видел ее. Полагаю, она там была, просто я не обратил на нее внимания. После убийства разные мелочи проходили мимо моего внимания.

— Вы слышали, как звонил телефон?

— Нет, но, наверное, и не мог услышать: у него приглушенный, еле слышный звонок.

— Откуда вы знаете?

Сидни, улыбаясь, задержал на нем взгляд:

— Я слышал его раньше: я в этом доме не впервые.

— Вечером вы не слышали звонка, не знали, что звонят Сэтону-Кэрью, не слышали разговор миссис Хаддингтон и мисс Бертли? Мне нужен от вас точный ответ, сэр, чтобы инспектор Грант мог все правильно записать и нам потом не пришлось вносить поправок.

Сидни покосился на невозмутимого инспектора, перевел взгляд на Хемингуэя, опять пригладил волосы.

— Нет, я не знаю, о чем они говорили. Хотя вы освежили мне память: припоминаю, что там находилась мисс Бертли. Если вы считаете, будто я знал, что она ходила за Дэном, чтобы сказать ему о звонке, и это я убил его таким жутким способом, то вы не просто ошибаетесь, а позволяете себе самые абсурдные догадки! Вам наверняка известно, что все это меня страшно опечалило — любой вам это подтвердит! У меня был шок, я чуть в обморок не грохнулся! — Баттеруик посмотрел на инспектора Гранта, сидевшего с блокнотом в одной руке и с карандашом в другой, и сердито затараторил: — И нечего предлагать мне подписать показания, я это не сделаю! Я сам не свой, откуда мне знать, как все было вечером?

— Вы же еще не дали показаний, не так ли, сэр? — заметил Хемингуэй. — Вы всего лишь ответили на несколько вопросов и кое в чем наврали. Не стану скрывать: я вам не верю.

— Вы не имеете права так говорить! — почти взвизгнул Сидни.

— Если вы так считаете, сэр, то вам остается только пожаловаться на меня в Управление, — произнес Хемингуэй. — Вам пришлось бы убедить их, что вы не нагородили дурацкой лжи. Вообще-то лучше бы вам убедить в том же самом и меня, избавив нас обоих от необходимости заниматься неприятными вещами. Перестаньте воображать, будто вас обвинят в убийстве, если вы сознаетесь, что знали, что Сэтон-Кэрью говорил из этой комнаты по телефону, — и все пойдет гораздо быстрее. Миссис Хаддингтон и мисс Бертли тоже об этом знали, но я не собираюсь арестовывать за это вас троих!