Читать книгу - "Окончательная реальность - Вильгельм Зон"

– Добро пожаловать в Российскую Федерацию. Экспресс отправляется, двери закрываются, следующая станция «Преображенская площадь».

Вагон Восточного экспресса тронулся и нырнул в туннель. Народу было немного, всем хватило места на мягких диванах. Выйдя на поверхность, поезд, качаясь, промчался по мосту над пограничной Яузой, вновь ушел под землю и вскоре прибыл на станцию «Преображенская площадь». Станция некрасивая, вроде похожа на «Сокольники», но как-то пожиже, зато чисто.

Пройдя все необходимые формальности и разобравшись с запутанной схемой восточного метро, мы с Бондаренко всего через полчаса оказались в номере скромной гостиницы, зарезервированной организаторами конференции. Опрятный номер для двоих в нескольких шагах от станции «Новокузнецкая», совсем рядом со знаменитой Третьяковской галереей.

– В музей пойдешь? – спросил я у Бондаренко.

– Сначала за покупками! По субботам на Востоке большие скидки.

С перегонщиком встречаться в выходной не хотелось, по магазинам шляться тоже, – я решил все же отправиться в Третьяковку. Зря. Надо было вообще оставаться в Черемушках.

День начался прекрасно. В одиннадцатом часу я подошел к музею. Здесь мне повстречался Умберто. Мы познакомились совершенно случайно. Или нет? Умберто был моим коллегой. Он приехал на конгресс из братской Италии. Познакомившись, мы побродили вместе по залам, обсуждая искусство и историю. Как ни странно, нам удалось быстро сдружиться, несмотря на приличную разницу в возрасте и взглядах на жизнь.

Еще одно «случайное» знакомство состоялось вечером, когда мы с Умберто оказались в приятном обществе ученых, коротавших время перед завтрашним официальным открытием конгресса.

Бар «Балчуг» был забит до отказа. Люди перекрикивались через зал, периодически отделяясь от одной компании и присоединяясь к другой. Пили разное. Местные налегали на пиво. Европейцы угощались диковинными коктейлями. Англичане с американцами, похоже, предпочитали водку. Бондаренко тут как тут. Знакомился он со всеми с невероятной легкостью. Завидев меня, стал размахивать руками, приглашая присоединиться к веселью.

– Давайте сюда. Веди своего приятеля, у нас как раз два места свободны.

Компания за столиком собралась любопытная. Больше всех болтал Юлик – неглупый и веселый толстяк, как я понял, восточный журналист-международник.

В какой-то момент заговорили об Африке. Тут же вмешался Юлик:

– Крах колониальной системы это катастрофа. Если вы всё еще приверженцы прав наций на самоопределение, посмотрите мой фильм. В прошлом году наша группа изъездила весь континент. Все воюют со всеми, стабильность утрачена навсегда. Бедный Шарль, он надеялся, что Французская Африка станет оплотом цивилизации, не тут-то было! Сначала его предали американцы, потом мы, русские и англичане. Зачем, спрашивается, это было нужно великим колониальным империям? Зачем Россия и Британия голосовали по указке наглых янки? Независимость Алжира и Ливии! Хотели ослабить немцев с итальяшками. А что в итоге? Парад суверенитетов по всему континенту! Лумумба, Чомбе, Мабута! От одних имен мороз по коже. В Центральной Африке у де Голля остался один союзник – Бокасса. Страшно подумать, что будет, когда взорвутся Ангола и Мозамбик, а восстание в Уганде – вопрос дней, уж поверьте мне, – Юлик допил пиво.

– Как называется ваш фильм? – спросил кто-то.

– «Шестьдесят шесть Бармалеев», – печально ответил Юлик. – Нет, так не должно было быть. Во всем виновата проклятая бомба! Вы только представьте, каким прекрасным стал бы мир, если бы не атомная бомба!

Журналист взгромоздился на стул и, налив в опустевшую пивную кружку неизвестно откуда взявшийся виски, собирался говорить тост.

– Пью против атомной бомбы и за тот прекрасный мир, в котором бы мы жили, если бы не бомба!

– Почему вы, русские, так любите «если бы да как бы»? – Умберто шептал мне в ухо.

Внезапно мрачный мужик на дальнем конце стола стукнул кулаком по столешнице.

– И чем же так хорош этот несбыточный мир без бомбы? – Похоже, он уже знал, о чем будет говорить Юлик, и заранее не соглашался.

– Всем! – Юлик хлебнул из кружки. – Если бы не бомба, доблестная русская армия при поддержке союзных войск освободила бы Москву и поперла на Запад так, что только германские пятки сверкали бы.

Умберто деликатно покашлял.

– Не прошло бы двух лет, и мы оккупировали бы Европу. Геринга – в Нюрнберг писать мемуары. Муссолини – на Сицилию пасти коз. Великая Единая Россия, Великая Свободная Европа, стабильный мир под руководством содружества цивилизованных народов.

– Геринга надо было бы повесить, а не мемуары отправлять писать. – Мрачный мужик отхлебнул пиво и стал ломать воблу.

– Повесить Геринга? Не слишком ли жестоко? – Умберто решил подать голос. – Все-таки он развенчал культ Гитлера.

– Вы итальянец? – мужик с прищуром смотрел на Умберто. – Моя фамилия Зиновьев. Я, между прочим, воевал, и скажу вам прямо: Муссолини тоже надо повесить, причем вверх тормашками.

Умберто пожалел, что ввязался в разговор.

– Вы что же, считаете, достаточно собрать съезд НСДАП, слегка пожурить бывшего шефа, откреститься от его преступлений, и всё? – Зиновьев продолжал сверлить Умберто взглядом. Мне показалось, что он хочет видеть врага в любом человеке с Запада.

– Нет, – Умберто не ожидал такого напора. – Я просто хотел сказать, что Геринг прекратил уничтожать людей и, кроме того, назвал некоторые вещи своими именами. Мне кажется, этого достаточно, чтобы избежать смертного приговора истории. В конце концов, система способна эволюционировать.