Читать книгу - "Экспедиция - Моника Кристенсен"

Неожиданно Карстен буквально взорвался от ярости. Возможно, ссора назревала уже давно. Кнут уже привык к спокойному примирительному голосу Мадса и раздражённому тону Карстена. Он даже не обратил внимания на то, что разногласия обрели принципиально неразрешимый характер.

– А куда делась красная аптечка? Она должна находиться в коробке первой помощи, и её нельзя открывать без моего разрешения. Где она?

Карстен встал, обошёл вокруг стола с зелёной пластиковой скатертью и с досады пнул серое ведро, которое покатилось по льду.

– Но я не трогал красную аптечку. Ведь за лекарства отвечаешь ты, Карстен. И мы всё это знаем. Будь осторожнее, не урони коробку с запасными частями для примуса.

Мадс тоже поднялся. Взял небольшой алюминиевый ящик, который катался по льду. Поставил его на коробку, на которой он сидел.

Кнут подошёл к ним.

– Что случилось, что-то потеряли?

Карстен не мог успокоиться. Он должен был перевернуть всё – палатку, снаряжение, которое уже лежало упакованное на санях, и ящики с провиантом. Нужно найти красную аптечку, даже если поиски займут всю ночь.

Терье нашёл большую коробку первой помощи на санях. Там было всё необходимое, как отметил Кнут. Бинты, мази и пластыри – на случай ожогов. Но красной аптечки с лекарствами не было. Терье и Мадс уставились друг на друга. Карстен рвал и метал.

– Но кто её взял? Кто бы это ни сделал, пусть признается. Мы никуда не уйдём, пока не выясним…

Палатку буквально перевернули вверх дном, но аптечку так и не нашли. Они даже разворошили снег, но никаких следов. В конце концов Мадс вспомнил, что никто не видел заветную аптечку после того, как Свейн свалился в полынью, так что она могла находиться на других санях и исчезнуть в глубинах океана. Но Терье возразил, он вспомнил, что они давали Свейну обезболивающие таблетки уже после того, как сани утонули. Кроме того, он наливал коньяк из бутылки, которая тоже находилась в коробке с лекарствами.

Наконец-то они приступили к досмотру личных вещей участников экспедиции. Для Кнута уже не играло никакой роли, найдётся аптечка или нет. Он был уверен, что она не представляет никакой ценности. И всё же в конце концов маленький красный бокс нашёлся.

Карстен метал громы и молнии. Он настаивал на том, чтобы содержимое аптечки было обследовано всеми присутствующими. Все должны стать свидетелями, если там обнаружится недостача. Но это оказалось пустой затеей: во-первых, потому, что было так темно, что никто из них не смог бы прочитать список содержимого или этикетки на бутылках и склянках, во-вторых, потому, что, вероятно, только сам Карстен и смог бы вспомнить, что именно из этого бокса уже вынимали и использовали.

Маленькая – в четверть литра – бутылка коньяка была пуста. Но она валялась в аптечке.

Кнут ждал, что Карстен разразится новым приступом гнева, но тот холодно взглянул на него.

– Если ты не возражаешь, то с этой минуты я возьму на себя ответственность за лекарственные средства.

Кнут был почти в шоке, этот выпад показался ему просто невероятным.

– Уверяю тебя, что я не трогал никакие коробки с лекарствами. Да и откуда я мог бы узнать, где их искать? И когда я мог бы это сделать?

– Это не имеет значения. Теперь всё уже позади. Отныне я собираюсь запирать такие важные вещи в моём личном багаже. У кого-нибудь есть возражения?

Никто не возражал. Они слишком устали и слишком замёрзли, и никто из них не хотел вникнуть в то, чего именно добивался Карстен своим прокурорским тоном и безобразным поведением. Кнут не в силах был даже поразмышлять, кому понадобилось спрятать красную аптечку в его рюкзаке – он понимал, какой шум и скандал он тем самым спровоцирует.

Они собрались в пирамидальной палатке, чтобы наскоро поужинать. Но всё было как обычно. Карстен хотел приготовить жаркое, однако Кнут отговорил его. Вместо этого Терье предложил густой протёртый суп из гороха, сливочного масла и сублимированного мяса. А затем несколько ломтиков хлеба и козьего сыра.

Кнут провёл экспресс-анализ калорий и пришёл к выводу, что на целый день такого количества будет недостаточно, но оставил своё мнение при себе. Лишь бы они не испытывали ни голода, ни жажды. Он даже вышел с ведёрком и набрал немного чистого снега оттуда, где никто и никогда не ходил и не топтался.

Когда он снова заполз в палатку, все притихли, словно только что говорили о нём.

Трудно сказать, на чём они остановились. Никто из них не рискнул с утра обсуждать, что же они будут делать, если вертолёт задержится больше чем на день или на два. Карстен, чтобы всем угодить, делился своими впечатлениями о встречах с полярниками старшего поколения, в том числе и с Бьёрном Стайбом^[31], норвежским исследователем Северного полюса шестидесятых годов. Бьёрн Стайб стартовал в Алерте, небольшом городке на севере Канады, сообщил Карстен. Продвигаясь по льду, он достиг 86-го градуса северной широты.

– Ну мы-то, конечно, побьём его рекорд, – сказал Терье.

Его тёмный силуэт маячил в глубине палатки.

Карстен снисходительно улыбнулся, опорожнил в мусорное отверстие на полу палатки старый табак из трубки и не спеша заполнил её новым табаком.

– Наверняка у нашей и его экспедиции не так уж много общего, – сказал он дружелюбно. – Мы начали свой путь в Норвегии, мы находимся в хорошей форме, и нам не нужно никого эвакуировать.

– И всё-таки Стайбу можно только посочувствовать, – сказал Мадс.

Он стащил с себя ботинки и вытянул ногу поближе к примусу.

– Будь осторожнее, не задень примус, – нахмурился Карстен.

Он перешёл на тихий и дружеский тон.

Мадс, казалось, не слышал его, он был очень увлечён своим рассказом.

– К Стайбу отнеслись несправедливо, его критиковали за всё, что возможно. В том числе и за то, что он вообще попытался дойти до Северного полюса, и за то, что он использовал устаревшее снаряжение.

– Всё это случилось в середине шестидесятых, вот в чём дело, – сказал Карстен. – Тогда началась война во Вьетнаме, заканчивалась холодная война, появились хиппи и бунтари. Просто Бьёрн Стайб появился слишком рано. Но ведь мы воспользовались его советами, разве не так, друзья мои? Мы стартовали много лет спустя, со Шпицбергена. В одном из интервью NRK^[32] он признался: одна из основных причин провала его экспедиции заключается в том, что он не начал своё путешествие на Северный полюс до наступления апреля.

– Разве они отправились в путь не в конце марта?

Нога Мадса приблизилась к примусу – и это было опасно.

– Зато в другом интервью, которое он дал по возвращении, он ответил всем своим недоброжелателям.