Читать книгу - "Таблетки от жадности - Светлана Алешина"

– Так, ребята, – сказала я. – Если мы друг друга как-то не поняли, не обратно же нам возвращаться! Попробуем зайти к вам и выяснить, что случилось. Не выгонят же нас, в конце концов!

Костя Шилов воспринял мои слова как прямое указание к действию, выбрался из машины, поспешил к моей дверце, чтобы открыть ее и помочь мне выйти. Павлик досадливо по привычке скорчил гримасу: ему, как всегда, досталось самое неприятное – тащить на себе телекамеру. А таскать что-либо на себе наш Павлик жуть как не любит. Как это с таким характером решился он стать телеоператором, ума не приложу.

– Костя, помогите Павлику управиться с телекамерами, – попросила я, без чьей-либо помощи выбираясь из машины. – Заприте машину и отправляйтесь за мной. Я сейчас толкнусь в главный вход, и, если он закрыт, пойдем через служебный. В ресторан мы должны попасть во что бы то ни стало!

К нашей радости, главный вход оказался незапертым. Я прошла внутрь, обнаружив просторное фойе с раздевалкой, но и тут ни единой живой души. И правда, чертовщина какая-то, подумала я, двери открыты, а вокруг никого. После всех происшествий, трагических и комических, что происходили со мной за время работы на телевидении, начинаешь побаиваться таких странностей: а вдруг опять что-нибудь из ряда вон выходящее?

Поэтому я не пошла дальше, но у входа подождала, пока подойдут груженные телевизионными аксессуарами Павлик с Костей.

Разумеется, проходя через стеклянно-деревянную дверь, наш оператор не мог не зацепить ее как следует, так что та с грохотом ударилась о стену, чудом не разлетевшись на куски. Этот грохот возымел действие – мы услышали чей-то отдаленный голос, сказавший:

– Там опять кто-то ломится! – Затем шаги, и вскоре перед нами предстал квадратно-прямоугольный дядечка, в котором мы без труда определили ресторанного швейцара.

– Так, ну и куда вы прете, господа-товарищи? – спросил он нас довольно развязно. – Не видите, что ли, ресторан закрыт, у нас ревизия. На двери висит объявление, читать разучились со школьных времен?

Я замерла с открытым ртом и в полной растерянности. Это бич моего характера, и ничего не могу с ним поделать. Любой нормальный человек, когда ему хамят, найдет нужные слова, чтобы нахамить в ответ. Я же в таких случаях совершенно теряюсь, беспомощно гляжу на наглеца и не знаю, что мне делать.

– Однако! – сказал крайне неприветливо швейцар, пристально вглядываясь в мое лицо. – Как говорят в Одессе, где это я мог видеть ваш портрет?

– По телевизору, наверное, – робко предположила я. Швейцар зло рассмеялся.

– Точно по телевизору? А не вчера вечером, вон там, на углу, ты перед шоферами формами своего тела вертела?

У меня перехватило дыхание, почувствовала, что еще немного, и я расплачусь. А у нашего шофера Кости Шилова терпение лопнуло, он опустил прямо на мраморный пол телевизионную аппаратуру, которую держал в руках, подошел вплотную к швейцару и сурово сказал:

– Прежде всего, позвольте вам представить: это – Ирина Лебедева, журналистка областного телевидения, ведущая программы «Женское счастье». А за те оскорбительные вещи, что вы тут наговорили, будьте добры извиниться!

– Извиняюсь! – послушно произнес швейцар. Не без удовлетворения я отметила, что хотя он был выше и шире Кости Шилова, серьезный и внушительный тон нашего друга произвел на него нужное впечатление. – Как вы говорите? Ирина Лебедева? – и широкое лицо швейцара расплылось в улыбке. – То-то я смотрю, где я мог видеть ваш портрет! Я вас по телевизору видел, вы там ток-шоу ведете! – сказал он с таким видом, будто мы только что не сообщили ему это сами.

Вид у всех нас оставался хмурым, а я еще не вышла из шока от такого приема. Заметив это, ресторанный страж объяснил:

– Вы меня, ей-богу, извините! У нас, швейцаров, это как безусловный рефлекс: если видишь знакомое лицо, но не знаешь, кто такой, значит, когда-то вышибал его, и теперь нужно гнать в шею.

– Скажите, а Надежду Алексеевну Андрееву увидеть можно? – наконец осмелилась я задать вопрос.

– Хозяйку-то? Ой, стойте-ка! – он озадаченно посмотрел на нас. – Ведь, ей-богу, она утром говорила, что к нам с телевидения должны приехать, а я и забыл. Только, – тут он смутился, – навряд ли сейчас что выйдет… Понимаете, у нас правда ревизия, мужик с санэпидстанции пришел, санитарный врач. Везде ходит, все смотрит, в каждый горшок нос сует. Хозяйка уж совсем голову потеряла, бегает за ним следом, чуть не плачет, а ему все по хрену. Не знаю, по-моему, ей сейчас не до вас…

Мы растерянно переглянулись. Да, с этим рестораном нам явно не везло.

– Что же получается, – проворчал сердито Павлик, – она нам назначила встречу как раз на время проверки?

– Ей-богу, не знаю! Не мое это дело. Впрочем, – швейцар доверительно понизил голос, – проверка эта, похоже, сверхплановая и непредвиденная. С утра мы точно ничего не знали про нее. В одиннадцать часов к нам мужик приперся и тычет свое удостоверение. «Я, – говорит, – санитарный врач».

– Да уж, лихо, – заметил Павлик. – Как в сталинские времена!

– А то! – согласился швейцар. – И строгий такой же. Так что извините, сейчас ничего не выйдет!

– Но… – занервничала я, – у нас же вечером прямой эфир с Надеждой Андреевой! Она на передачу-то хоть намерена прийти?

– Не знаю, ребята. Наверное, собирается. К вечеру она этого мужика наверняка выпроводит.

– Ну, тогда… – проговорила я неуверенно. – Мы приехали-то не столько ради нее, сколько ради самого ресторана. Нам нужно помещения поснимать, как все выглядит внутри, как обслуживают, просто, чтобы участники передачи представляли, что за заведение у Надежды Алексеевны.

– А, понятно, – вздохнул швейцар. – Ну ладно, пойдемте, я провожу вас. Поснимайте тут, чего хотите, только на хозяйку особенно не рассчитывайте, ей сейчас, ей-богу, не до вас.

Мы прошли в общий зал. Его интерьер был в современном, сумрачном темно-красном кровавом стиле: разбитый на квадраты зеркальный потолок, увешанные гирляндами бра, сумрачно-красные стены, блестящее, имитирующее паркет покрытие на полу. Не скрою, вид этого зала произвел на меня в тот момент удручающее впечатление.

Разумеется, когда мы вошли, ресторан был пуст, ни единого посетителя. В проходах между аккуратными рядами накрытых белыми скатертями столиков быстро и точно сновали официанты в накрахмаленных рубашках и темных брюках, носили подносы с грудами посуды от той двери, где несомненно находилась кухня, возвращаясь обратно налегке. Полюбовавшись немного на ресторанную суету, я сказала Павлику:

– Так, отлично! Давай снимай обеденный зал общим планом.

Павлик послушно включил камеру, стал водить вокруг объективом. Тем временем я обратила внимание, что, несмотря на снующих официантов, столики по-прежнему оставались пустыми, если не считать приборов с солью, перцем и горчицей посередине. Тогда я заметила, что все официанты, как муравьи, по муравьиной дорожке, проделывают путь исключительно в одном направлении, торопливо проходя между столиками, и скрываются за каким-то проемом, наверное, ведущим в один из небольших «кабинетов», имеющихся в каждом хорошем ресторане.