Читать книгу - "Продается случайная смерть - Марина Серова"

Болтливый филолог – страшное дело! Каково же с ней приходится окружающим? Бедный ее супруг – он ведь вынужден каждый день ее выслушивать, да еще и не по одному часу… Неудивительно, что он не выдержал, сбежал покурить. А интересное у него имя – Борислав: вроде как и Борис, и Слава одновременно. Собственно, и у самой Хмельницкой двойное имя – Ада и Ида. А как в таком случае можно было бы звать меня? Тата и Яна? Ладно, Тата еще куда ни шло, но вот Яна… Нет, я бы ни за что не согласилась на Яну!.. Внезапно я спохватилась, что совсем не слушаю Хмельницкую, – а надо бы, хотя бы ради приличия. О чем она сейчас рассказывает?

– И вот, – продолжала Аделаида Леонидовна, – я ушла из школы. А жаль было, очень жаль: я так привыкла к ученикам, да и они ко мне тоже. Но что было делать, что делать? Семью надо было кормить. Борислав Константинович преподавал в университете, и представляете: ему, с его кандидатской степенью, платили просто копейки! Ужас, кошмар! И я ушла в риелторскую контору. А потом, уже гораздо позже, открыла косметический салон. Кстати, вот вам моя визитка.

Хмельницкая достала из сумки визитницу, вынула оттуда розовый кусочек картона и протянула его мне. «Косметический салон «Мимоза», – прочла я на карточке. Ниже были указаны адрес, телефон и время работы салона.

– Милости прошу! У нас вам сделают и стрижку, и прическу, и маникюр, и педикюр, и косметический массаж. У меня работают специалисты высшего класса, вам понравится.

– Спасибо, обязательно приду, – пообещала я.

А про себя подумала, что моя подруга Светка великолепно делает все перечисленное. И зачем тогда менять хорошего знакомого мастера на неизвестно какого незнакомого?

– Так вот, на чем я остановилась? – саму себя спросила Хмельницкая. – Ах да, я рассказывала о Максике!

Стоп! Кто такой Максик? Любимый кот, что ли? Кажется, я пропустила целый абзац в повествовании этой словоохотливой дамы. Но если честно, не хочу я больше слушать ни о чем – ни о Максике, ни о Барсике, ни о ком-либо еще. Голова уже начинает болеть от всех этих рассказов. Последую-ка я примеру Борислава Константиновича и выйду в тамбур покурить.

– Простите, Аделаида Леонидовна, я вас покину, – с вежливой улыбкой произнесла я и, взяв сумку, повернулась к двери.

– Ой, я вас совсем заговорила, извините! Сижу тут, болтаю, а вам, наверное, и неинтересно вовсе, – огорченно сказала Хмельницкая.

Я не стала ее разубеждать и быстренько выскользнула за дверь. Уф, наконец-то можно высунуться в окно и глотнуть свежего ветра!

– Вижу, Аделаида и вас вынудила покинуть купе!

Обернувшись, я увидела Хмельницкого, который только что вышел из тамбура.

– Ничего страшного, ее можно понять, – сказала я. – Надо же как-то скоротать время – в дороге оно так медленно тянется!

Сейчас, когда он не прикрывался газетой, я разглядела его получше. Интересный мужчина, высокий, даже можно сказать стройный для его возраста, с ежиком темных, кое-где тронутых сединой волос и с голубыми глазами. Он смотрел на меня дольше, чем того требовали приличия, и я тоже не сразу отвела взгляд.

– Аделаида Леонидовна – очень интересная собеседница, – произнесла я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Вы так считаете? – хмыкнул Хмельницкий. – Ада слышит только себя, до других ей дела нет. Когда я читаю лекцию, то всегда делаю паузы, чтобы дать студентам подумать о сказанном. Еще важно задавать вопросы слушателям, чтобы их внимание не рассеивалось, постоянно вовлекать в обсуждение того, о чем идет речь. Такого рода интерактив очень эффективен, могу вас заверить. Во-первых, он позволяет мне сразу вычислить тех, кому моя лекция до лампочки, а во-вторых, побуждает заинтересованную аудиторию к осмыслению услышанного.

– Вы преподаватель? – спросила я.

– Да, преподаю в университете философию.

– Учите студентов смыслу жизни? – улыбнулась я.

– Не совсем так, – мягко возразил Хмельницкий. – Вы, наверное, имеете в виду экзистенциализм? Извольте! Экзистенциальная философия, – воодушевляясь, начал он хорошо поставленным лекторским голосом, – зародилась в рамках направления, которое в основу своего анализа поставило проблему существования человека. К этому направлению, помимо экзистенциализма, относятся персонализм и философская антропология. Экзистенциализм берет свое начало в работах Кьеркегора, идеи которого развили Карл Ясперс и Лев Шестов. После Первой мировой войны экзистенциализм получил широкое распространение в Германии и во Франции.

Кажется, я попала из огня да в полымя! Еще неизвестно, кто болтливее, – Аделаида Львовна или ее супруг. Вон как чешет философскими терминами…

– Среди множества проблем, которыми занимается экзистенциальная философия, можно выделить наиболее актуальные: существование человека и его сущность, бытие человека и бытие мира, отчуждение человека от общества. А какова, на ваш взгляд, Татьяна, основная проблема экзистенциальной философии?

– Ну… – замялась я, – наверное, отчуждение человека от общества?

– Совершенно правильно мыслите! – похвалил меня Хмельницкий. – Центральная проблема, на которой сосредотачивают свое внимание наиболее крупные экзистенциалисты, – это проблема отчуждения человека от общества. Отчуждение – это социальный процесс, в результате которого человек и общество становятся противоположны, даже враждебны друг другу. Эту проблему исследовал еще Карл Маркс. Но он изучал эту проблему применительно к капиталистическому обществу XIX века. А на каких позициях стоят современные философы?

Тут Хмельницкий сделал паузу, во время которой мне полагалось осмыслить услышанное, и, не дождавшись моего ответа (ибо институтский курс философии я успела изрядно подзабыть за ненадобностью), сам же ответил на свой вопрос:

– Философы-экзистенциалисты рассматривают отчуждение как общую характеристику жизни человека в обществе. Они считают, что философия обязана помочь человеку найти смысл своей жизни в самых трагических ситуациях. Возьмем Карла Ясперса. Он опубликовал цикл работ, посвященных проблеме атомной войны и будущего человечества. Перед философией нашей эпохи Ясперс поставил весьма ответственную задачу: убедить человечество, партии, отдельных индивидов в том, что необходимо использовать высшие возможности человеческого бытия в борьбе с охватившим людей отчаянием.

Размышлять о проблемах существования, откровенно говоря, не входило в мои ближайшие планы, но кое в чем в этот момент я точно почувствовала солидарность с человечеством: меня тоже охватило отчаяние. Похоже, Хмельницкий за время поездки в Астрахань соскучился по своим студентам и решил немного поразмяться на мне. Не переставая вежливо кивать, я начала медленно пятиться по коридору, пока наконец не удалилась на безопасное расстояние, чтобы можно было с чистой совестью повернуться к непрошеному лектору спиной и скрыться в соседнем вагоне. Открывая дверь в тамбур, я обернулась и увидела, что Хмельницкий все так же стоит у окна – там, где я его оставила. И, что самое удивительное, он, кажется, продолжал читать лекцию, потому что губы его шевелились!