Читать книгу - "Дело смотрительницы - Агата Кристи"

– А я знаю почему, – сообщила Пончик. – Он так и сказал: «Святое место».

Доктор недоуменно взглянул на нее.

– Святое место? – переспросил он.

– А вот и Юлиан, – Пончик обернулась на звук шагов мужа, донесшийся из прихожей. – Юлиан! Иди сюда.

В комнату вошел приходской священник Юлиан Хармон. Он казался старше своих лет оттого, что всегда напускал на себя какой-то ученый рассеянный вид.

– Боже мой! – произнес Юлиан Хармон, останавливая мягкий и удивленный взгляд на хирургических инструментах и на распростертом на диване безжизненном теле.

– Он был в церкви, умирал, – принялась объяснять Пончик, экономя, как всегда, слова. – У него огнестрельная рана. Ты знаешь его, Юлиан? Кажется, он произнес твое имя.

Священник подошел к дивану и посмотрел на умирающего.

– Бедняга, – проговорил он и покачал головой. – Нет, я его не знаю. Почти уверен, что прежде не видел его никогда.

В это мгновение лежащий снова открыл глаза. Он перевел взгляд с доктора на Юлиана Хармона и с него на его жену. Умирающий стал вглядываться в ее лицо. Гриффитс шагнул к нему и настойчивым тоном сказал:

– Не могли бы вы объяснить нам...

Но незнакомец, не отрывая глаз от хозяйки дома, пробормотал слабым голосом:

– Прошу... прошу...

Затем по его телу прошла легкая дрожь, и он умер...

Сержант Хейес лизнул карандаш и перевернул страницу блокнота.

– Итак, это все, что вы мне можете рассказать, миссис Хармон?

– Да, все, – сказала Пончик. – Вот вещи из его карманов.

На столе рядом с локтем сержанта Хейеса лежали бумажник, видавшие виды старые часы с инициалами В.С. и обратный билет до Лондона. Ничего больше.

– Удалось выяснить, кто он? – осведомилась Пончик.

– В полицию звонили некие мистер и миссис Экклз. По-видимому, он ее брат. Убитого звали Сэндборн. В последнее время у него были проблемы и со здоровьем, и с нервами. Недавно он почувствовал себя хуже. Позавчера вышел из дома и не вернулся. И у него был револьвер.

– А здесь он сошел с поезда и застрелился, – подхватила собеседница. – Но почему?

– Ну, понимаете ли, у него была депрессия...

Пончик не дала ему договорить.

– Я не о том. Я спрашиваю: почему он оказался здесь?

Поскольку сержант Хейес явно не знал ответа на сей вопрос, он предпочел ответить уклончиво:

– Он приехал автобусом, что прибывает в пять десять.

– Приехал, но почему? – настаивала Пончик.

– Не знаю, миссис Хармон, – сдался наконец сержант Хейес. – Это нельзя объяснить. Если рассудок помрачен...

Но Пончик докончила вместо него:

– То это можно сделать где угодно. И все-таки, мне кажется, необязательно садиться на автобус и ехать в такую глушь, как наша. Ведь он, кажется, здесь никого и не знал?

– Трудно сказать наверняка, – промямлил сержант.

Он виновато покашлял и проговорил, вставая со стула:

– Собственно говоря, если вы, мэм, не возражаете, то, может быть, вы позволите, чтобы мистер и миссис Экклз приехали поговорить с вами.

– Конечно, не возражаю, – отозвалась Пончик, – само собой разумеется. Но только что я могу им сказать?

– Ну, вы уж там как-нибудь, – порекомендовал сержант.

– Единственное, что утешает, – проговорила Пончик, провожая его до крыльца, – что это не убийство.

К воротам подъехал автомобиль. Взглянув на него, сержант Хейес предположил:

– Похоже, миссис и мистер Экклз уже добрались сюда, мэм, чтобы потолковать с вами.

Жена священника поняла, что ей придется хорошенько заставить себя выполнить эту нелегкую повинность. «В конце концов, – подумалось ей, – я всегда могу позвать на помощь Юлиана. Когда люди теряют близких, служитель церкви всегда окажется кстати».

Пожалуй, она не смогла бы сказать ясно, какими она представляла себе мистера и миссис Экклз, однако, приветствуя их, она не могла отделаться от чувства, что сильно удивлена. Мистер Экклз оказался тучным багровощеким мужчиной, который в иных обстоятельствах, вероятно, был жизнерадостным весельчаком. Миссис Экклз наверняка обожала выставлять себя напоказ, хотя сейчас это не слишком бросалось в глаза. Отличительной чертой ее внешности был маленький злой рот с поджатыми губами. Ее голосок звучал высоко и пронзительно.

– Можете сами представить, миссис Хармон, какой это был страшный удар, – произнесла она.

– Конечно, – ответила Пончик, – понимаю. Прошу вас, садитесь. Могу ли я предложить вам... хотя, пожалуй, для чая еще рановато...

Мистер Экклз сделал протестующий жест пухлой ручкой.

– Нет, нет не утруждайте себя ради нас, – возразил он. – Мы и так вам обязаны; уверяю, вы так любезны. Мы просто хотели... ну... вы понимаете... что там сказал бедняга Вильям и все такое?

– Он долго пробыл за границей, – принялась объяснять миссис Экклз, – и я уверена, что его жизнь там была не сахар. Очень уж он тихим стал, когда вернулся домой, все время в депрессии. Заявлял, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, что ему не к чему стремиться и нечего ждать. Бедный Вилли, он вечно хандрил.

Пончик ничего не ответила, но посмотрела на них пристально.

– Представляете, стянул револьвер мужа, – продолжила миссис Экклз через секунду-другую. – Ничего не сказал. Потом приезжает сюда на автобусе. Думаю, очень мило с его стороны. Не захотел сделать это в нашем доме.

– Ах, бедняга, – вздохнул мистер Экклз, – но не нам его осуждать.

Опять повисла короткая пауза, после которой мистер Экклз продолжил:

– Он оставил какую-нибудь записку? Что-либо на прощанье, хоть несколько слов? – И он пристально посмотрел на хозяйку дома ясными глазками, довольно похожими на поросячьи.

Миссис Экклз между тем подалась вперед, словно с нетерпением ожидала ответа.

– Нет, – спокойным голосом ответила Пончик. – Он пришел умирать в церковь, желая найти убежище в святом месте.

– Убежище? – переспросила миссис Экклз, и в ее голосе прозвучало непонимание. – Убежище? Кажется, я не вполне...

Ее перебил мистер Экклз:

– В святом месте, дорогая, – нетерпеливо разъяснил он, – вот что имеет в виду супруга священника. Ты же ведь знаешь, самоубийство – грех. Думаю, он хотел помолиться Богу о прощении.

– Перед самой смертью он пытался что-то сказать, – припомнила Пончик. – «Прошу...» – начал он, да так и не смог закончить.

Миссис Экклз приложила к глазам носовой платок и потянула носом.

– О, господи, – проговорила она. – Как это жутко трогательно, правда?