Читать книгу - "Прогноз гадостей на завтра - Дарья Донцова"

Натянув на голову капюшон, а на ноги старые Кирюшкинысапоги, я понеслась по улице. Надо навести порядок до возвращения детей,представляю, как они начнут потешаться надо мной, узнав о последних событиях. ИКирюшка, и Лизавета находятся в том подростковом возрасте, который специалистыназывают загадочно-красивым словом «пубертат». Но суть процессов в ихорганизмах остается, как ее ни обзови, простой – оба превратились вотвратительных, вечно спорящих и всем недовольных субъектов. Они то ругаются,то плачут, постоянно выясняя отношения между собой, со мной и всем окружающиммиром.

Кирюшка вчера заорал «Козел!» в адрес мужчины весьмаинтеллигентного вида, который случайно толкнул его в магазине. Поправив очки,мужик миролюбиво сказал:

– Ой, простите!

– Козел, – завизжал Кирюшка, – идиот, ты мне всеноги оттоптал!

Виновник инцидента молча окинул взглядом меня, красного отвозмущения мальчика и, ничего не сказав, ушел. Зато продавщица, швыряя наприлавок пакет кефира, ехидно осведомилась:

– Давно сыночку прививку от бешенства делали?

Я вытолкала Кирюшку на улицу и возмутилась:

– Как тебе не стыдно!

– Ну и что, – парировал он, – самый настоящийкозел и есть, пусть другой раз смотрит, куда ноги ставит.

– Ужасно, – бормотала я, – просто позор, ну какможно… что он о нас подумает!

Кирка посмотрел на меня свысока и хмыкнул:

– Прекрати, Лампа, мы никогда его больше не увидим! Ненаплевать ли нам на его мнение?

Я не нашлась, что возразить. Вечером в мою комнату ворваласьЛизавета. С треском распахнула шкаф, вытрясла оттуда брюки, попыталась ихнатянуть на свою весьма объемистую попку и зарыдала в голос:

– Прикинь, Лампа, я стала толще тебя! Катастрофа!

Я вспомнила, как, придя из школы, Лизавета, взяв с собой коробочкушоколадных конфет, устроилась у телика и, недолго мучаясь, слопала все. Лизапродолжала плакать:

– Отвратительно! Я самая толстая, уродливая во всем классе!Вон Машка Гаврюшкина тощая-претощая…

– Может, тебе нужно есть поменьше сладкого, – робко сказалая, – мучного и жирного?.. Хочешь, куплю абонемент в спортклуб: шейпинг,аэробика, плавание. Живо десять кило потеряешь!

Лизавета вспыхнула огнем, потом швырнула мою одежду прямо напол и прошипела:

– Спасибо, ты всегда знаешь, как утешить: да уж, если иждать от кого сочувствия, так только не от тебя…

– Но что я плохого сказала? Диета и занятия физкультуройтворят чудеса!

– Ничего, – злобилась Лиза, – ничего! Честноговоря, я ждала, ты скажешь что-нибудь типа: дорогая Лизонька, у тебяизумительная фигура! Вот спасибо так спасибо! Десять кило потеряешь! Значит,они у меня лишние?! Кстати, ты сама лопаешь конфеты, а других осуждаешь…

– Но я вешу сорок восемь килограммов и…

– Ничего слышать не хочу, – взвизгнула Лиза и выскочилав коридор, от души треснув дверью о косяк.

В скобяной лавке, слава богу, нашлись нужные дюбели ишурупы. Сунув в карман пакетик, я вышла на улицу, поежилась от пронизывающеговетра и услышала:

– Фрося!

Я машинально повернулась на зов, ноги притормозили. Так,значит, это знакомый из той прошлой жизни…

Моя биография четко делится на две части: до встречи с КатейРомановой и после. «До» была тихая жизнь под крылышком у мамы, оперной певицы,и папы, доктора наук, учеба в консерватории по классу арфы, неудачнаяартистическая карьера, замужество, завершившееся моим побегом из дома и в концеконцов разводом… И звали меня в той жизни Ефросинья[1]. Но потомсудьба меня столкнула с Катюшкой и ее семьей. Дальнейшая жизнь потеклапо-другому. Теперь я считаю своей родней Катю, двух ее сыновей, Сережу иКирюшку, жену Сережки Юлечку и кучу домашних животных. Катюша хирург, Сережкаработает в рекламном агентстве, а Юля журналист. Лизавета появилась у нас в результатемоей попытки очередной раз заработать деньги. Сами понимаете, профессияарфистки не самая нужная в нынешние времена, правда, Катюша отличнозарабатывает, она виртуозно оперирует щитовидную железу, и больныевыстраиваются к ней в очередь. Оклад у подруги, несмотря на ученую степень,крошечный, но многие из больных вручают ей конвертики. К слову сказать, Катяникогда не делает различия между платными и «нищими» пациентами и готова сидетьсо всеми ровно столько, сколько надо. Она вообще у нас ненормальная: уходит издома в восемь утра, приходит в девять вечера.

Так вот Катя все время говорит:

– Хватит комплексовать! Веди домашнее хозяйство, язаработаю!

Но мне весьма некомфортно жить нахлебницей, поэтому япостоянно пытаюсь устроиться на работу. Одной из таких попыток было попробоватьсебя на ниве домашнего хозяйства. Я нанялась экономкой в семью модного писателяКондрата Разумова. Но, очевидно, господь предназначил меня для других занятий.В домработницах я прослужила ровно две недели, а потом Кондрата убили. Его дочьЛиза осталась на белом свете одна-одинешенька, и мы с Катериной забрали ее ксебе[2].

Да, еще одно. Поселившись у Кати, я приобрела семью. Кстати,мы по случайности оказались однофамилицами, и те, кто не знает истории нашихвзаимоотношений, искренне считают нас сестрами. Уж очень я не любила имяЕфросинья, оно напоминало о бесцельно прожитых годах, так что теперь в моемпаспорте написано – Евлампия Романова. Но все знакомые и близкие зовут менякоротко: Лампа.

– Фрося, ты, что ли? – повторил бархатистый баритон.

Я глянула на говорившего и поперхнулась. Прямо на меня,выглядывая из окна роскошной машины, смотрел Эдуард Малевич, как всегда,безукоризненно одетый и причесанный. Окинув взглядом его роскошное пальто измягкой фланели и великолепный костюм, видневшийся между расстегнутыми полами, яподавила тяжелый вздох. Ну почему эта встреча произошла именно сейчас, когда я,всклокоченная, ненакрашенная, с облупившимся после вычерпывания «океана» лакомна ногтях, побежала на улицу в затрапезной китайской куртке? Между прочим, вшкафу висит хорошенькая шубка из белки, подарок Сережки на мой день рождения… Иуж совсем обидно, что налетела в таком виде не на кого-нибудь, а на Эдика.