Читать книгу - "Империя страха - Владимир Колычев"

Холодно, руки мерзнут на ветру, а перчатки носить рано – зима еще не наступила. Хорошо, дождь уже не льет, и небо прояснилось. Солнце слабо пробивалось из-за свинцовой тучи, похожей на драконью тушу.

Но дождь уже сделал свое дело, он смыл следы. Рисунок протектора в грязи различим хорошо, а отпечаток обувной подошвы был едва заметен, и не факт, что по нему можно будет установить размер ноги.

– Этого из машины застрелили.

Молодой оперативник из уголовного розыска показал на покойника, лежащего на дороге. Крупный был парень, мощный…

Михаил Потапов и сам был высокого роста, и в плечах медвежья сила. Ему часто приходилось слышать, что большие шкафы громко падают, но на это он обычно отвечал с юмором знающего себе цену человека: «Большой шкаф еще свалить надо, чтобы он громко упал, а это не всякому под силу».

Но вот этого здоровяка свалили. Двумя выстрелами в сердце. Одна пуля пробила полу кожаной куртки, другая прошла только через джемпер. Похоже, падая, парень раскинул руки, полы куртки разошлись, и в это время прозвучал второй выстрел. На точности стрельбы это не отразилось: одна пуля легла рядышком с другой, поэтому два кровавых пятна слились в одно.

– Потом преступник вышел из машины и выстрелил в его дружка, – продолжал оперативник, показывая на второго покойника, который лежал на обочине дороги метрах в десяти от первого.

Этот тоже был в кожаной куртке, с бритой головой, сложения отнюдь не чахоточного. Свитер у него был без ворота, на шее поблескивала толстая серебряная цепь. Полы куртки разошлись, под мышкой виднелась кобура. В груди – два пулевых отверстия, одно к одному. Оба ранения в область сердца. Один и тот же почерк. Можно сказать, виртуозный росчерк пера.

– Большой специалист работал, – сказал оперативник.

Потапов с интересом посмотрел на него. Он и сам понял, что преступление совершил мастер своего дела, но парень озвучил его мысли.

– Первушин твоя фамилия? – вспомнил Михаил.

Он представлял Многореченское управление по борьбе с организованной преступностью, а оперативник, что вводил его в курс дела, служил в уголовном розыске ОВД Промышленного округа. Потапов знал почти всех оперуполномоченных из трех округов города, но этого парня видел впервые. Впрочем, ничего удивительного: этот опер мог работать по карманным кражам или по другим, не связанным с заказными убийствами делам, поэтому их пути не пересекались.

– Да, лейтенант Первушин, – кивнул парень.

Аккуратная «командирская» прическа, прямоугольная форма лица, черные раскосые глаза, прямой, правильной формы нос. Было в его облике что-то аристократическое, но при этом во взгляде отсутствовали даже отдаленные признаки снобизма и высокомерия. Роста он был выше среднего, спортивного телосложения, одет стильно, хотя и неброско – утепленная джинсовая куртка темно-коричневого цвета с капюшоном, черные уличные брюки с накладными карманами.

– Звать-то как?

– Илья.

– Давно в розыске?

– Первый год.

– После академии?

– Нет, два года в школе милиции. В юридический только собираюсь поступать, заочно…

– В армии служил?

– Да как-то не сложилось. Сразу в школу милиции…

Да, дела.

Однажды Михаилу попалась статья в газете, называлась она «Как отмазаться от службы в армии». Очень интересный вариант предлагался: в семнадцать лет поступаешь в школу милиции, через два года получаешь лейтенантские погоны – и все, никакой армии. И кто ж додумался до того, чтобы в школу милиции принимать юношей, не служивших в армии? Раньше такое и во сне бы не приснилось.

– Да вы не думайте, я к службе серьезно отношусь. Меня даже в уголовный розыск взяли, потому что не штаны просиживать сюда пришел, – будто оправдываясь, сказал Первушин. – Я в патрульно-постовой год отслужил, вроде бы доказал, что кое-что могу…

– Верю, верю, – поспешил успокоить его Михаил. – Ты прав, главное – серьезное отношение, а остальное приложится…

Первушин прибыл на место в составе оперативно-следственной группы. Когда здесь появился Потапов, следователь Стасюк вместе с экспертом был занят описанием трупов, на него едва обратил внимание, а Первушин возвращался к месту со стороны авторынка, где искал свидетелей происшествия. Наверняка таковые были, но никто из них не хотел связываться с делом, где пахло керосином. Два братка с рынка, киллер, который застрелил их… Именно поэтому Потапова и вызвали сюда, что убийство было явно заказным.

Нельзя сказать, что Михаил опоздал к месту события. Оперативно-следственная группа опередила его, но иначе и быть не могло. Зато еще не подъехало районное и городское начальство, а без него здесь вряд ли обойдется. Дело-то серьезное, как бы оно большой криминальной войной не обернулось. А это не нужно никому, даже бандитам…

– Не понятно только, почему свидетелей нет, – сказал Потапов, глядя на скопление машин у ворот авторынка.

Это стояли автомобили покупателей, которые приезжают смотреть товар как в гордом одиночестве, так и целыми семьями. Бывает, что кто-то из домашних даже не выходит из машины, а кто-то возвращается почти сразу. Вне всякого сомнения, не все автомобили, стоящие у ворот, в момент убийства пустовали…

Первушин понял, куда смотрит Михаил.

– Там, в «Ниве», женщина сидит, а в «Тойоте» – парень какой-то в наушниках, плеер слушает. Никто ничего не видел… Парень вроде бы действительно и головы не повернул на выстрелы, а женщина, похоже, врет. Я спросил, почему она врет, а она такой вой подняла, что мама не горюй, – развел руками Первушин.

– Номер машины записал?

– Да, и номер машины записал, и фамилию женщины, и адрес…

– Это хорошо… Значит, нет свидетелей, говоришь?

– Пока нет. Но будут.

По другую сторону моста вдоль реки тянулась набережная, закованная в железобетон. Там и чугунные шары на постаментах над самой водой, и якорные цепи, и газоны вдоль дороги с оживленным движением. И жилые дома в ровную сплошную линию вытянулись, а здесь – пустырь над рекой, асфальтовая, но кривая дорога через него, чуть в стороне от воды – серые заборы металлопрокатного завода, коробки цехов за ним, башенные краны. Но сегодня воскресенье, предприятие не работает. Так что с этой стороны свидетелей быть не может. Со стороны реки – тоже. Оставался только рынок, но там с операми никто разговаривать не хотел.