Читать книгу - "Английский экспромт Амалии - Валерия Вербинина"

Викторианская эпоха известна, помимо всего прочего, и своей строгостью нравов, под которой подразумевалось главным образом неукоснительное соблюдение внешних приличий. В связи с этим часто произносят такие слова, как чопорность, лицемерие и ханжество. Сама королева всю жизнь носила траур по супругу, которого потеряла в сорок лет, но при этом имела любовников среди слуг. Возможно, в этом она разделяла вкусы своей матери – некоторые ученые-генетики, основываясь на том, что Виктория передавала гемофилию, непонятно откуда унаследованную, и через своих потомков заразила ею все царствующие дома Европы (в том числе, увы, и русский, ибо последняя российская царица была внучкой Виктории), – так вот, генетики утверждают, что настоящим отцом Виктории был секретарь ее матери, а вовсе не престарелый герцог Кентский. Если специалисты по ДНК когда-нибудь подтвердят данный факт, что вполне вероятно, то это еще раз послужит доказательством тому, что и истории присуще своеобразное жестокое чувство юмора. Незаконнорожденная, насаждавшая образцовую мораль, – что может быть парадоксальнее? Впрочем, величайший из английских королей, Вильгельм Завоеватель, чье второе прозвище было Вильгельм Бастард, не слишком страдал от того, что его матерью была прачка, и этот факт вовсе не помешал ему покорить Англию. Причем его новых подданных куда больше ужаснуло то, что он с истинно нормандской методичностью велел их всех пересчитать (это в одиннадцатом-то веке, когда и понятия не имели о переписи населения!) и занести в особый реестр, который лишенные всякого уважения к статистике тогдашние англосаксы прозвали «Книгой Страшного суда».

Возвращаясь к королеве Виктории, добавим, что ее вечера были скучны, но никто не осмеливался отказаться от приглашения на них. Танцев не было, из развлечений – лишь карты да злословие. Общество, понятное дело, собиралось самое избранное, но даже избранные нуждаются в том, чтобы их развлекали, ибо сами избранные, как известно, ни на что такое не способны. Ни писателей, ни артистов обычно не приглашали – королева не интересовалась искусством, не блистала остроумием и не знала, о чем с ними говорить. Как личность она была довольно заурядна, если не считать того, что ей выпала честь править незаурядной страной в незаурядную эпоху. Тем не менее Амалии, которая по долгу службы знала о королеве куда больше положенного, было любопытно взглянуть на ее величество.

– Герцог и герцогиня Олдкасл! – возвестил лакей.

Два десятка голов повернулись в их сторону. Дамы, щедро усыпанные бриллиантами и пудрой, искали во вновь прибывшей какого-нибудь изъяна, чтобы было о чем поговорить. Все уже были наслышаны о какой-то невероятной женитьбе юного герцога, за которой последовала дуэль, а кое-кто узнал даже о визите молодожена к архиепископу, и на сей счет строились самые несуразные предположения. Кавалеры – безукоризненно одетые, с проборами и без – не искали ничего, но поняли, что нашли то, что надо. В глубине гостиной Ундервуд наклонился к Лаймхаузу и прошептал:

– Это она.

– Наверняка третьеразрядная кокотка, – фыркнул Лаймхауз, удостаивая врагиню-герцогиню тяжелым взглядом пушкаря, прикидывающего, как бы поточнее навести прицел.

– Подойдите сюда! – раздался повелительный голос, и Амалия увидела королеву.

Это была невысокая женщина, немолодая, круглая, как шар[15], с одутловатым лицом, на котором почти не было морщин. Наполовину седые волосы были убраны под чепец и заколоты на затылке, тяжелые серьги оттягивали мясистые мочки ушей. На королеве было черное платье, лишь слегка оживленное брюссельским кружевом.

– Стало быть, ты все-таки женился, Арчи! Даже меня не предупредил! Это твоя жена?

У голоса королевы с его резковатым выговором была одна особенность: он не умел ставить точку. Почти все, что говорила Виктория, неизбежно заканчивалось восклицательным знаком. Гораздо реже – вопросительным.

– Мог бы, кажется, меня пригласить на свадьбу! Молодежь! Она ни о чем не имеет понятия! Ну, здравствуйте, дорогая! Вы ведь Эмили, не так ли?

– Да, ваше величество, – сказала Амалия, делая корректнейший реверанс.

– Арчи почему-то нравятся одни Эмили! Смех, да и только! А мне-то думалось, ты хотел жениться на дочке графа Стерна! Что там у вас произошло?

– Ничего, ваше величество, – ответил Арчи, смешавшись.

– В самом деле? А что это за дуэль была такая? Смотри, Арчи! Ты знаешь, я тебя люблю, как родного, но впредь чтобы никаких дуэлей!

Взгляд королевы остановился на платье Амалии. Наша героиня нежно улыбнулась и склонилась еще ниже. Она прекрасно знала, что ничто не способно так вывести из себя старую безобразную женщину, как вид другой женщины, молодой и красивой.

– Если она попытается втереться в доверие к королеве, – шепнул Лаймхауз Ундервуду, – у нее ничего не выйдет.

– И откуда вы родом? – спросила Виктория снисходительно-презрительным тоном. – Из России, кажется?

– Я полька! – пылко возмутилась Амалия. Ее до неприличия звонкий голос разнесся по всей зале. – Россия – раковая опухоль на карте Европы. Я мечтаю о том, чтобы вы поскорее исцелили ее! – Брови королевы поползли вверх. – О мадам, если бы вы могли освободить мою бедную родину от варварского ига!

Королева отшатнулась на спинку кресла и поскорее заслонилась от патриотки веером.

– О мадам, – продолжала Амалия как бы в упоении, ничего не видя вокруг себя, – как я буду счастлива, когда вы выиграете эту войну!

– Мы еще не воюем с Россией, – попробовала было урезонить польскую красавицу королева.

– Вы должны! – настаивала Амалия. – Это ваша обязанность перед богом, ваше величество, – обуздать дикую, чудовищную страну, поработившую мою прекрасную Польшу. Ах, простите! – запоздало спохватилась она. – Разве я смею что-либо вам советовать? Вы с вашим государственным умом и величием и так все понимаете лучше меня!

Как известно, короли не очень любят слова «должен» и «обязанность», и уже несколько секунд Арчи тревожно дергал Амалию за локоть, пытаясь призвать к порядку. Но последнее замечание об уме и величии пришлось королеве по сердцу. Воистину, лесть – грубая обманщица, но среди властителей не нашлось еще никого, кто смог бы противостоять ее сусальным чарам.

– Ваше волнение понятно! – сказала королева, не зная, что и думать об этой идиотке. – Но вы ничего не смыслите в политике, дитя мое! – Она махнула сложенным веером. – Можете идти!

– Черт возьми, – в растерянности проговорил Лаймхауз, слышавший весь разговор от слова до слова, – что все это значит?

– Кажется, Россия только и ждет войны с нами, – мрачно ответил Ундервуд. – Вот что я думаю. Либо все это блеф… весьма смелый блеф. Но в любом случае поведение этой авантюристки очень, очень странно.

– Послушайте, что вы делаете? – в отчаянии зашептал Арчи Амалии. – Какая война, что вы еще вздумали?