Читать книгу - "Иллюзии красного - Наталья Солнцева"

Долгое время считалось, что над нашей семьей есть Благословение Господнее. Полторацким везло во всем, за что бы они ни брались. Мужчины нашего рода были сильными, предприимчивыми, умными и красивыми. Женщины отличались не столько внешностью, сколько кротким характером, добротой, и необыкновенными способностями…Они могли предсказывать будущее, молиться об удаче, вылечивать разные болезни. Много необычного происходило в наших родовых усадьбах. На Полторацких охотно женились, – они становились преданными женами и рачительными хозяйками, умели отводить порчу и сглаз, воспитывали здоровых и разумных детей, прекрасно ладили с родней и соседями.

Наша коломенская ветвь, правда, ничем особым не выделялась, если бы не одна история. Мы состояли в родстве с семьей Баскаковых, через Аграфену Федоровну, которая вышла замуж за Баскакова и уехала жить в Москву. Семья была богатая и родовитая, имела большие дома в Москве, несколько загородных имений. Все бы ничего – жили супруги душа в душу, в достатке и благополучии, родилась у них дочь, названная Александрой, в честь бабушки. Красавица необычайная! Едва выросла, от женихов отбоя не было. Но вот здоровьем оказалась слабенькая, – нервная, возбудимая, часто кашляла. Правда, мужчин это не останавливало, – уж больно хороша была. Блистала она в обществе, как ослепительная звезда, никем не превзойденная.

– Да вы пейте чай, остынет. Сахару кладите побольше. Николай, – обратилась она к Нику, который слушал, открыв рот и боясь упустить хоть слово. – Вы, я полагаю, большой ценитель женской красоты.

И снова было непонятно, шутит она или говорит серьезно. Ник сильно покраснел и что-то буркнул себе под нос.

– А что, с Александрой что-то случилось? – не выдержал Вален.

Инна Аркадьевна как-то сразу напряглась. Но, пустившись в плаванье, назад с полпути не поворачивают. Она грустно улыбнулась.

– Вы очень догадливы. Случилось. Рано или поздно это случается со всеми нами… Но ей пришлось уйти из жизни слишком молодой. И произошло это все из-за рубиновых серег. Проклятие, а не вещь!

– Из-за серег? – переспросил Вален, вид которого напоминал гончую, взявшую след.

– Вот именно. Странно, правда? – Инна Аркадьевна задумчиво опустила голову. – Правда, уж очень необыкновенные были серьги. Я-то их не видела, но рассказ о них передается из поколения в поколение. Никто не мог тогда понять, откуда Мишель – это жених Александры, – мог их взять? Рубины стоили целое состояние, а их семья почти не имела средств. Еще одна загадка.

– Запутанная история. – Вален нетерпеливо ерзал на стуле, ожидая продолжения.

– Да… Александра очень дорожила подарком, как будто вся жизнь ее, вся судьба была в этих серьгах. Она словно с ума сошла. Только вот долгожданного счастья они ей не принесли. Вскоре она заболела и умерла при очень странных обстоятельствах.

Воцарилось молчание. Первым нарушил его Ник.

– А портрета Александры не было? Такая красавица…

– Ну, почему же не было? Многие художники ее писали, да только все портреты куда-то исчезли. Один английский аристократ, лорд, купил ее портрет у Протасовых, уже после смерти Мишеля, за большие деньги, и вывез за границу. Так и остальные разошлись, какой куда.

– Протасовы? Кто они?

– Какой дотошный молодой человек! – усмехнулась хозяйка. – Это семья Мишеля, за которого собиралась выйти замуж Александра. Да видно, не судьба… Они совсем разорились, вот и продали портрет. В общем, с появлением этих самых серег началась череда смертей и несчастий. Сестра Аграфены Федоровны, Мария, – уж на что мастерица была проклятия отводить, а собственной любимой племяннице не смогла помочь жизнь сохранить. Великая тайна в этих серьгах заключалась… Так и не разгадал ее никто.

– Жалко, что нельзя посмотреть, какая она была, Александра! – мечтательно произнес Ник, настроение которого быстро менялось – от страха к восхищению, от восхищения к грусти.

– Почему это нельзя? – удивилась Инна Аркадьевна. – Есть большой парадный портрет, заказанный родителями незадолго до смерти дочери. Могу показать, если хотите. Он на втором этаже. Я там почти не бываю, тяжело подниматься, – лестница старая, крутая, ступеньки узкие. Пыли полно, а света нет… Некому вкрутить лампочки. Да они и не нужны. Придется идти со свечой. Не побоитесь?

Осторожно ступая по действительно узким железным ступенькам вслед за хозяйкой дома, приятели, каждый по-своему, представляли себе таинственную красавицу. Плотная темнота, чуть рассеянная светом одной свечи, окружила их со всех сторон. Необычная тишина вырвала их из привычного мира красок и погрузила в мир теней. Вален наступил на что-то, хрустнувшее, как стекло. Инна Аркадьевна не оглянулась, не остановилась.

Подъем, наконец, закончился.

– Это верхняя галерея. Здесь, на стене, портрет Александры. – Хозяйка зажгла еще одну свечу, подав ее Нику. – Держите, молодой человек!

По темным стенам заметались красноватые блики. В их мерцающем свете, словно из небытия, проявилась старинная, под бронзу, рама огромного парадного портрета. Полотно выглядело необычно, и Нику стало слегка жутковато, как будто каждый волосок на теле поднялся дыбом. Вален нервно поежился…

С портрета, как живая, смотрела молодая, очень красивая женщина. Ее необычная, жаркая, жгучая, как небо юга, красота, поражала. Что-то восточное, затаенно-страстное… Персиковый оттенок кожи, нежный, едва проступающий румянец, иссиня-черные завитки волос на висках; длинные, пышные и блестящие пряди спадают на шею, на безукоризненно прекрасные точеные плечи. Изысканно-капризные, пухлые и яркие губы чуть-чуть, едва заметно, улыбаются. Над верхней губой – бархатистый пушок, от которого сладко вздрагивает сердце. Пронзительные, непроглядно-темные глаза манят и затягивают в свой жаркий омут, длинные ресницы дрожат… Грудь жемчужно светится изнутри, как будто дышит…

Ник зажмурился, затряс головой, отгоняя наваждение. Странно – когда он закрыл глаза, образ женщины не только не исчез, но стал еще ярче. Он испуганно вздрогнул, потер веки…

Она смотрела все так же – властно и снисходительно. Белоснежное платье, в кипении кружев, сияло атласными переливами шелка, перламутром складок; на позументе корсажа лунно поблескивали жемчужинки, вилась позолота, переплетались голубоватые ленты…

Ах, что за женщина! Роскошная, подобная бриллианту на черном бархате…

Художник так и изобразил ее, как бы выплывающую из темного, бездонного, непостижимого взглядом и мыслью пространства, окутанную розовой дымкой. Как будто где-то у нее за спиной должно взойти нестерпимо-красное светило… ослепительные лучи которого причудливо играют на камнях ее серег, чуть оттягивающих нежные мочки ушей, полуприкрытых волосами. Камни ало мерцают и переливаются в колеблющемся свете живого пламени…