Читать книгу - "Право первой ночи - Екатерина Красавина"

Витя закатил глаза и тяжело вздохнул.

— Понятно! Твое обожание и обожествление любимой женщины продолжаются.

— Если бы вы ее видели…

— Ты же приносил фотографии.

— Они не передают ее очарования.

— Похоже на то, — буркнул майор, но так тихо, чтобы Витька не услышал и не обиделся. А то он мгновенно лез в бутылку и насупливался, как десятилетний мальчишка…

— Пора, Вить, повзрослеть, — увещевал его майор. — Только незрелые люди обижаются по любому пустяку. Это мне знакомый психолог говорил. Поверь мне, она профи в своем деле. Всю жизнь с психами дело имеет. Так вот, она утверждает, что по-настоящему взрослые люди уже ни на что не реагируют. Ты можешь на них ругаться, плеваться, махать руками. А они только посмотрят на тебя снисходительно и улыбнутся. Вот это истинно зрелые люди.

В ответ Витька возражал:

— Посмотрел бы я на того мужика, который способен улыбаться, когда его десятиэтажным матом кроют. Любой нормальный мужик развернется и в морду даст.

— Не то ты, Вить, говоришь, — вздыхал майор. — Не разобрался ты еще со своими комплексами.

— А вы разобрались? — спрашивал Витька. — Уже спокойны, как мертвец в белых тапочках? Или еще не дошли до такой степени просветления?

— Стараюсь, — отвечал майор.

— Ну-ну, старайтесь дальше… А я посмотрю на вас, понаблюдаю…

Витя был приезжим и жил в милицейской общаге, но вскоре ему обещали однокомнатную. Везет, вздыхал Губарев. А я вот живу в комнатенке. Да еще не в своей… А вы жену себе найдите с квартирой, сразу находился Витька. Ты мне найди такую, иронично говорил Губарев. А я там уже посмотрю. Что и как. По обстановке.

Но в целом они старались относиться друг к другу бережно, без лишних подколов. И так жизнь была жутко нервной, всклокоченной. То дело такое, не знаешь с какого конца и подступиться, то начальство орет и по стенке размазывает. Словом, жизнь была не скучной. А тут еще Витька влюбился. Да кажется, всерьез. Раньше он крутил пофигистские романы с девицами по службе. Коллегами. Легко расставался, легко сходился. Связи были недолгими и необременительными. А тут… Все началось с того, что он стал непривычно задумчивым, стал витать где-то в облаках. Майору это сразу не понравилось. И он спросил напрямик: что происходит? К его удивлению, Витька неожиданно залился краской и что-то промямлил насчет влюбленности. Неужели, насмешливо спросил майор. «Пришла пора, она влюбилась…» Кто хоть предмет твоих воздыханий? Объект, надеюсь, достойный. Достойный, заверил его Витька. Музыкантша. Работает в оркестре. Музыкантша? В оркестре? Губарев вытаращил на своего напарника глаза. У него просто отвисла челюсть. Где же ты ее подцепил? Не подцепил, а познакомился, поправил майора Витька. Губарев все понял. Когда начинаются такие поправки, значит, чувство нешуточное. Познакомились на улице, ответил Витька. Собачка потерялась, и она разыскивала ее. Спрашивала прохожих: не видели ли они Дотти. Ну я… и предложил свою помощь в поисках. Понятно, крякнул майор. Как зовут ее? Софьей, сказал Витька. У нее греческие корни. Майор поперхнулся, но тут же взял себя в руки. А то Витька мог его не так понять.

Так он узнал о новой Витиной пассии. Но ничего существенного Витька ему не рассказывал. Судя по всему, их отношения пока находились, как выражался один старый губаревский знакомый, под крылом старика Платона. Но Витька все равно был счастлив и сиял после свиданий, как золотистый шар на новогодней елке. Теперь он частенько ходил на концерты, где мог лицезреть свою возлюбленную, и постепенно превращался в заядлого меломана. Скоро музыковедом станешь, шутил Губарев. Найдешь себе новое место работы. До этого еще далеко, в тон ему отвечал Витька. Зато я хоть немного в музыке стал фурычить. Ну вот видишь, становишься истинным эстетом, подтрунивал над ним Губарев.

Пару раз Витька притаскивал фотографии своей Софии. На Губарева она не произвела никакого впечатления. Все в ней было слишком крупным, массивным. Крупные глаза, рот, руки… Черные волосы, распущенные по плечам. Она действительно напоминала настоящую гречанку. И вместо юбки с блузкой ей больше подошел бы хитон и жезл в руках. Как у Афины Паллады…

Губарев посмотрел на Витьку, но тот глядел в пол. Наконец перевел взгляд на майора.

— А что там с этим делом об убийстве секретарши?

— Ну слава богу, добрались до нашей текучки. Что? А ничего.

— Никаких зацепок?

Представь себе, никаких. Свидетелей наезда фактически нет. Одна бабулька, которая видела, как машина наехала на Ольгу. Но ни номера, ни марки она, естественно, не запомнила. Так что с этой стороны все глухо. Копать нечего. Почему Ольга пошла в этот темный переулок — загадка. В такое время? Одиннадцать часов. Может быть, она с кем-то встречалась? И шла после свидания? Перерыл все ее вещи из рабочего стола. Складывается такое впечатление, что ее мир вертелся только вокруг работы. Ничего личного. Синий чулок.

— Ну, может, так оно и было?

— Согласись: это выглядит довольно странным.

— Ничуть. Есть такая категория женщин, которые зациклены на карьере. И больше им ничего не нужно. Может быть, Бурунова была из этой породы?

Губарев пожал плечами:

— Не знаю.

— С ее начальником беседовали?

— Да. Он утверждает, что врагов у нее никаких быть не могло. Во всяком случае, он ничего об этом не знает. Бурунова была аккуратной, исполнительной. Словом, настоящая секретарша.

— НВ задавали? — Так на их условном языке назывались «неприличные вопросы».

— Задавал.

— И что?

— Сказал, что об этом не могло быть и речи.

— То есть сугубо деловые отношения?

— Получается, что так. Я об этом же спрашивал новую секретаршу, которая работала раньше с Буруновой, правда, очень непродолжительное время. Та тоже исключила всякий интим.

— Обычно боссы подбирают себе секретарш по принципу: два в одном флаконе. И для работы и для секса.

— Согласен. Но так бывает не всегда.

— А что говорит мать? Губарев вздохнул.

— Она у нее парализованная лежит. Почти три года уже. Представляешь, в каком женщина находится состоянии. Теперь совсем одна осталась.

— Кто же за ней ухаживает?

— Пока соседка.

— И что мать сообщила вам?

Ничего, что могло бы как-то вывести на след убийцы. Говорит, что иногда Ольга приходила домой поздно. Но это было очень редко. Насчет своей дои Викентьева говорит, что близких отношений не было. Но Бурунова могла и не информировать мать по этому вопросу. Зачем ей было беспокоить больную женщину. Но один факт меня очень насторожил, Вить. Очень.

— Какой?

— А такой. Сообрази. Молодая девушка. Двадцати шести лет. И никаких друзей и подруг. Совсем никаких. Как будто бы она из другого города приехала. Мать сказала, что она очень уставала на работе. Но все равно. У любой девушки есть свой круг общения. Знакомые, приятели. Школьные подруги, наконец. А тут получается, что человек сознательно лишил себя всяких контактов.