Читать книгу - "Нефритовый Глаз - Дайан Вэйлян"

В ту пору это шоссе было для Мэй дорогой к дому. Тогда оно символизировало становление Пекина на путь процветания. С северной стороны кое-где все еще зеленели поля. Что теперь она назовет своим ломом? Мэй не знала ответа на этот вопрос. Они с Лу давным-давно уехали из квартиры матери. Вдоль кольцевой автодороги многоэтажки выросли, как грибы, и вместе с ними до неузнаваемости изменился окружающий ландшафт — так же, как и вся современная жизнь.

Мэй так и не сумела выяснить, что же в точности произошло с мамой. Домработница, позвонившая в агентство Гупиню, билась в истерике и ничего толком не объяснила. Мэй первым делом вызвала «скорую помощь» по адресу Лин Бай, а затем позвонила тетушке и дяде Чжао, соседям мамы на протяжении двадцати лет.

Через некоторое время тетушка Чжао сообщила, что приехала «неотложка» и она поедет на ней вместе с мамой в больницу.

— Хорошо, там и встретимся, — сказала Мэй и выключила телефон.

Красный «мицубиси» свернул с кольцевой автодороги у Западного сада и застрял в узких улочках района Хайдянь. По обеим сторонам проезжей части теснились магазинчики и ларьки. Прямо посреди дороги крутили педалями сотни велосипедистов, до отказа заполняя промежутки между еле ползущими автобусами и легковыми автомобилями. Запряженные в крестьянские повозки лошади едва перебирали копытами, несмотря на щелканье кнутов и понукания хозяев: «Чжа, чжа!»

После Летнего дворца императора начались отроги Западных гор. У их подножия неспешно нес свои воды Великий канал, обрамленный по берегам осинами. Остались позади теснота зданий и людская суета. Городским духом здесь и не пахло. Воздух стал чище и свежее.

Мэй вспомнила, как маленькой девочкой увлеченно высматривала белые грибы, высыпавшие после теплого дождика на этом самом речном берегу в тишине тенистых осин.

— Мамочка, это правильные грибы? — подбегает она к обогнавшей ее матери — глаза широко раскрыты, тоненькие косички возбужденно подпрыгивают.

— Самые что ни на есть, — отвечает мать и с наслаждением вдыхает грибной аромат. Дочка удивительно похожа на нее: такой же прямой носик — островатый, по мнению некоторых, — а при разговоре одинаково поднимаются уголки рта.

Мэй никогда не забудет улыбку на лице мамы, такой молодой в то время. Они обе были тогда совсем юными! Сердце Мэй дрогнуло, дыхание перехватило. Она с силой вцепилась пальцами в руль. В груди вдруг возник твердый комок, слезы заструились из глаз и размыли картинку тех счастливых, безоблачных дней.

Один из четырех военных госпиталей, расположенных в Пекине, значится под номером 309. Сердитая дежурная медсестра недовольно покосилась, когда Мэй спросила, как пройти в реанимационное отделение, и буркнула:

— Второй этаж.

Мэй решила не дожидаться лифта и поднялась по лестнице. В четырех сумрачных коридорах расположились усталые родственники больных — одни спали на скамейках, другие сидели на корточках или прямо на полу. Некоторые перекусывали.

Следуя стрелкам с надписью «Реанимационное отделение», Мэй очутилась в закрытом переходе, ведущем в соседнее здание госпиталя. Позади нее раздался оглушительный грохот, и она поспешно отпрянула в сторону. По наклонному пандусу катилась высокая металлическая тележка, уставленная большими алюминиевыми чайниками. Из носиков брызгал кипяток. Сбоку в облаке пара бежал работник госпиталя, поддерживая тележку, чтобы не опрокинулась. Второй бежал сзади, ухватясь за длинную ручку, и изо всех сил пытался замедлить скорость разогнавшейся тележки.

В реанимационном отделении Мэй сразу увидела тетушку Чжао. Та, опираясь на палочку, заковыляла ей навстречу. Мэй протянула руку, но маленькая старушка вдруг обняла ее и неожиданно крепко прижала к груди.

— Бедная моя девочка! — заплакала тетушка Чжао.

В объятиях этой худенькой старой женщины, которую она знала уже двадцать лет, Мэй окончательно потеряла самообладание и залилась слезами. Так потрепанный штормом корабль бросает якорь в тихой гавани, оставив позади бушующий океан.

— Там полно врачей и медсестер! — Тетушка Чжао отвернулась, скрывая слезы. Оправившись, она спросила Мэй, когда приедет Лу.

Лу! Впопыхах Мэй даже не вспомнила о ней.

Она набрала номер рабочего телефона младшей сестры. Трубку поднял ее ассистент и сказал, что Лу сейчас записывает свою программу.

— Я сообщу ей о вашем звонке, как только она выйдет из студии, — деловым тоном заверил вышколенный ассистент.

Мэй опустилась на скамью рядом с тетушкой Чжао.

— Прихожу я и вижу — Лин Бай лежит в гостиной на полу, залитом супом, — принялась рассказывать старушка. — На губах выступила белая пена, начались судороги. Мне показалось, она хочет что-то сказать. Я спрашиваю: «Что, что?» — но так ничего и не разобрала. Тогда я говорю: «Не волнуйся, Мэй уже вызвала „скорую помощь“». А домработница плачет и все просится домой. А я ей говорю: «Хватит реветь, принимайся за уборку!» Тут как раз и «скорая» подоспела.

— Спасибо вам за помощь, особенно за то, что маму сюда проводили.

— Не за что, дочка! О чем разговор! Надо помогать друг другу.

Дверь реанимационного отделения распахнулась, послышались голоса и стук хирургических инструментов. Выкатилась кровать на колесах, которую толкала перед собой медсестра. Еще одна шла рядом с капельницей в руках, третья несла кислородную подушку. За ними появились два врача.

— Мама! — бросилась к кровати Мэй.

Но мать ничего не ответила. От ее носа, рта и рук тянулись закрепленные пластырем трубочки, отчего она стала похожей на механизм, кое-как слепленный из отвалившихся деталей.

— Она еще без сознания. Вы ее дочь? — подошел к ней врач помоложе.

— Что с ней, доктор? — Мэй не отводила глаз от матери, которая выглядела безжизненной и чахлой, как увядший цветок.

— Обширный инсульт. Пройдемте ко мне в кабинет! Нам с вами надо кое о чем поговорить.

— Куда вы ее поместите? — спросила Мэй, не отходя от кровати.

— В двести шестую палату в строении номер три.

— Я пойду с ними! — вызвалась тетушка Чжао и заковыляла следом за медсестрами, стуча своей палкой.

В кабинете молодого врача, расположенном в конце коридора, не было ни одного окошка. Там сидели трое мужчин в белых халатах и смотрели маленький телевизор, установленный на настенной подставке.

— Так, давайте-ка отсюда! — скомандовал им врач. — Мне надо поговорить с родственницей.

Люди в белых халатах послушно поднялись, взяли свои чашки с чаем и, не обратив ни малейшего внимания на Мэй, вышли из кабинета, о чем-то переговариваясь.

Врачу на вид было за тридцать. На его носу криво сидели очки в черной оправе.

— Мы сделали все возможное, остальное зависит от пациентки. Либо она поправится, либо нет, — сказал доктор, жестом приглашая Мэй садиться.