Читать книгу - "Убийца, мой приятель - Артур Конан Дойл"

– Как же так, начальник, – говорю я ему, – мне была обещана полная свобода и прощение грехов, а вы держите меня тут в нарушение своих же законов!

Этот хмырь ухмыляется во всю пасть и говорит мне с подковырочкой:

– Ну а ты бы, конечно, очень хотел поскорее отсюда убраться, не так ли?

– Само собой, начальник! – говорю я ему. – И ещё предупреждаю: если вы меня сейчас же не отпустите, я подам на вас в суд за незаконное задержание.

Он аж глаза вылупил от такой моей решимости, потом засмеялся и говорит:

– Ты никак торопишься со своей смертью повстречаться?

– Как так, начальник? – говорю я.

– А вот пойдём со мной – я тебе всё и покажу.

И ведёт он меня в тюремный коридорчик, подводит к окошку, что смотрит на центральные ворота, и ехидно так ручкой показывает: смотри, мол! Гляжу я в окошко, а возле входа толчётся с дюжину эдак парней; наружность у них, конечно, грубая, рожи злые. Кто курит стоит, кто в картишки прямо на мостовой режется. Как увидали они мою физиономию – такое началось! Кричат, свистят, в ворота барабанят.

– Это они тебя поджидают, – говорит мне комендант ласковым таким голоском. – В две смены дежурят. Это всё члены добровольного комитета, специально созданного в твою честь. Но если ты продолжаешь настаивать, я, разумеется, не имею права тебя задерживать.

– И вы называете эту страну цивилизованной! – говорю я ему. – Что же это за цивилизованность такая, если вы позволяете расправиться с человеком на виду у всех средь бела дня?

Говорю я это, у самого слёзы на глаза наворачиваются, а комендант со своими шавками зубы скалят, как будто я им что-то смешное ляпнул.

– Моя юрисдикция распространяется только на эту тюрьму, а за её пределами я бессилен, – говорит мне комендант. – Закон на вашей стороне, мистер Мэлони. Вы своё желание ясно высказали, поэтому не смею вас больше задерживать. Надзиратель, проводите этого человека к воротам.

Смотрю я на него и вижу: ведь выкинет сейчас на растерзание, чёрная душа! Пришлось мне тогда чуть ли не в ногах у него валяться, умолять да упрашивать. Помнится, я тогда им предложил даже из своего кармана за крышу и харчи доплачивать – а это уж вещь для заключённого вовсе неслыханная! Сжалился надо мной всё-таки этот гад, но поизгалялся сначала вдосталь. Три месяца просидел я в тюряге – за свой счёт, заметьте, – и все три месяца каждый хулиган в городе считал своим долгом нести ежедневное дежурство по ту сторону стены. Сами видите теперь, какое у нас отношение к человеку, оказавшему своей стране важную услугу!

И вот как-то утром заваливает в мою камеру комендант со свитой.

– Скажи-ка нам, Мэлони, – говорит он, – долго ещё ты собираешься радовать нас своим обществом?

С каким наслаждением воткнул бы я ножик в этого поганца, повстречайся он мне где-нибудь в буше! А тут пришлось улыбаться, юлить и чесать ему спинку, потому как я до смерти боялся, что он опять прикажет меня выпустить.

– Мэлони, ты – живое исчадье ада, – сказал он мне слово в слово; мне, человеку, который так ему помог, – но я не хочу самосуда. Мне кажется, я нашёл способ, как от тебя избавиться и переправить за пределы Данидина.

– Спасибо, начальник, век вас помнить буду, – сказал я ему в ответ и, клянусь Богом, постараюсь сдержать когда-нибудь своё обещание.

– Мне твоя благодарность ни к чему, – фыркнул он, – и я не для тебя стараюсь. Мне просто до смерти надоел весь этот бардак в городе и вокруг моей тюрьмы. Завтра из Уэст-Ки отправляется пароход в Мельбурн. Мы тайно посадим тебя на него. Отплытие на рассвете, в пять утра, так что будь готов.

Собрал я вещички, которых у меня, по правде сказать, почти и не было, и через задний выход перед самым восходом меня вывели из тюрьмы и отвезли на пристань. Я поспешил подняться на борт. При посадке никто меня не заподозрил, так как билет был выписан на имя Айзека Смита. Помню, как начали вращаться со скрежетом пароходные винты, как отдали концы и как стали отдаляться за кормой редкие огоньки спящего Данидина. Я стоял у фальшборта, дышал свежим воздухом и с удовольствием думал, что никогда больше не вернусь в эту дыру. В те минуты казалось, будто весь мир распахнут передо мной, а все неприятности остались позади на веки вечные. Я спустился вниз и выпил чашечку кофе, а потом снова поднялся на палубу, чувствуя себя человеком впервые, пожалуй, с того дня, как тот ирландский ублюдок наставил на меня свою шестизарядную пушку и взял тёпленьким со сна.

Солнце к этому времени уже взошло, и мы шли вдоль берега. Данидин давно скрылся из виду. Пару часов я бесцельно слонялся по палубе, а когда начало пригревать, наверх стали потихоньку выползать другие пассажиры. Один из них, низенький, тощий и очень настырный малый, только глянул на меня и сразу вцепился как репей со своими вопросами.

– Старатель, наверное? – говорит он.

– Да, – отвечаю.

– Намыли небось немало? – интересуется он.

– Порядочно, – говорю я.

– Сам этим занимался когда-то, – начинает рассказывать он. – Месяца три горбатился на приисках Нельсона. Потратил все деньги на покупку участка, а мне подсунули «засоленный», и на следующий день золотишко там иссякло. Делать было нечего, и я начал копать дальше. Мне повезло – на глубине открылась россыпь. Вот только, когда золото отправляли в город, на фургон напала шайка беглых каторжников, и я в результате опять остался без единого цента.

– М-да, паршиво получилось, – говорю я ему.

– Начисто разорился! – хвастается он. – Но я всё равно доволен: своими глазами видел, как вешали тех мерзавцев, что меня ограбили. Не так обидно – вы меня понимаете? Из них только один остался в живых – тот, что заложил их на суде, согласившись выступить королевским свидетелем. Эх, повстречаться бы с ним хоть разочек – и тогда я смогу умереть счастливым. Когда я с ним увижусь наедине, то сделаю две вещи…

– Что за две вещи? – спрашиваю, хотя мне, в общем-то, наплевать.

– Сначала я выпытаю у него, где спрятано моё золото, – у них не было ни времени, ни возможности реализовать награбленное, и добыча наверняка так и лежит зарытая где-нибудь в горах. А потом я самолично сверну ему шею и отправлю душу туда, где уже поджариваются грешные души преданных им товарищей.

Мне стало так смешно, когда он с жаром говорил о зарытом в горах кладе человеку, который сам его закапывал, что я чуть было не расхохотался прямо ему в лицо. Хорошо, я вовремя заметил, как внимательно он за мной наблюдает. У этого грязного хорька наверняка возникли какие-то подозрения на мой счёт. Чтобы отделаться от него, я сказал ему, что пойду поднимусь на мостик, – не тот это был человек, с которым имело смысл поддерживать отношения, но он и слышать не хотел, что я собираюсь его покинуть.

– Мы же оба старатели, а значит, кореша, по крайней мере на этот рейс, – говорит он. – Пойдём лучше в бар – я ещё не настолько обеднел, чтобы не угостить приятеля.