Читать книгу - "Другая правда. Том 2 - Александра Маринина"

Ей неприятно было это говорить, но пришло время расставить точки над «i», чтобы Петр наконец начал прощаться с иллюзиями. Борьба, разоблачения, героизм, принципиальность… Красиво звучит, не поспоришь. Только человечество не из дураков состоит, и институт семьи придумали, создали и культивируют не зря. Все с умыслом, с дальним прицелом. Семья как институт нужна любой власти, потому что делает человека уязвимым, а значит, и управляемым. На первом месте – страх за ребенка, на втором – страх за себя, потом за супруга, родителей, братьев-сестер… Чем выше рождаемость, чем больше детей в семье, тем больше через поколение становится сама семья, значит, больше источников и поводов для страха, больше рычагов управления. Больше возможности держать людей в покорности и подчинении, не допускать диссидентства, оппозиции, открытых выступлений, острой борьбы и – как итог – радикальных перемен. Пропаганда семейных ценностей – штука полезная, но, помимо всего прочего, является еще и инструментом власти в борьбе за собственную стабильность. Ведь семейные ценности и героизм плохо совмещаются. Героем имеет право быть одинокий сирота, если не хочет заставлять страдать тех, кто его любит.

– Вы сказали, что это только одна из ваших задач, – послышался голос Петра. – А какие еще задачи у вас?

Кажется, он не обиделся на ее резкость. Это хорошо, а то Настя собралась уже корить себя за то, что не проявила дипломатичность.

Она улыбнулась.

– Повысить самооценку, как и у вас. Это самая главная задача у подавляющего большинства людей, они решают ее постоянно, каждый день. Как и мы с вами. У нас с вами, Петр, две позиции на двоих. Ваша – «плохие следователи», в этом ваша правда, и вы готовы за нее биться. Но обстоятельства сложились так, что битву придется временно законсервировать. Поэтому пока будем заниматься моей правдой и повышать мою самооценку. Не факт, что получится, но надо пробовать. Сейчас мы с вами пойдем в магазин и купим несколько листов ватмана.

– Для чего? – изумился Петр.

– Будем рисовать таблицу и искать ошибку.

– Ошибку? То есть вы согласны, что следствие ошибалось?

– Могло, конечно, следователи – такие же люди, как все. Но ошибки следствия – это ваша правда, не моя. Тут я пас. А вот тот, кто подчистил материалы, тоже мог допустить ошибку. Он ведь тоже человек, а не компьютер. И я хочу эту ошибку найти, чтобы понять его генеральный замысел. Знаете, чем мы с вами принципиально отличаемся друг от друга?

– Вы женщина, – ответил он, не раздумывая. – А я мужчина. И вы старше.

– Не угадали. Ваша самооценка страдает, когда вам кажется, что вашу правоту не видят и не признают. А моя – когда я чувствую, что мной пытаются манипулировать. Кто-то старательно скомпоновал материалы дела так, чтобы направить вас в нужную ему сторону. И вы, а следом за вами и я, тупо и послушно пляшем под его дудку. Танцевать я не люблю, и все эти пляски под цыганскую гитару приводят меня в бешенство. Для моей самооценки нет ничего хуже, чем ощущать себя марионеткой в чужих руках. Мне по большому счету безразличны сейчас и Сокольников, и Лёвкина со своим дружком Гусаревым, все это было давно и покрылось плесенью. Мне интересен тот, кто пытается мной и вами управлять, потому что это происходит сегодня, происходило вчера и будет происходить до тех пор, пока я не докопаюсь. Моя позиция понятна?

– Да. А…

– Тогда вставайте и пошли в магазин. По дороге объясню ход своих рассуждений, чтобы время не терять.

Накануне Настя во время переездов в пикапе кое-что успела сделать и обдумать. Конечно, о том, чтобы просмотреть все дело целиком, даже речь не шла, но почти все документы уже были ей знакомы, и нескольких часов, проведенных за компьютером, хватило для составления первого впечатления: с делом поработали дважды. Интересно, один и тот же человек или два разных? В первом случае из дела удалены все страницы, содержащие информацию, негативно характеризующую Андрея Сокольникова. Такая информация обязательно есть в любом добросовестно проведенном расследовании, ибо не родился еще человек, о котором никто и никогда не сказал бы худого слова. Даже если ты ангел во плоти, все равно найдется тот, кого твоя непорочность раздражает. Зависть, ревность, обида – никто не может прожить жизнь, не возбудив хоть в ком-нибудь этих чувств. Материалы дела даже в неполной комплектации оставляли впечатление сделанной на совесть работы. Значит, недобрые слова в адрес подследственного, обвиняемого в убийстве, должны быть. А их нет как нет.

Во втором же случае из дела изымались части свидетельских показаний. Именно части, отдельные листы, а иногда и весь протокол допроса целиком. Конечно, это было всего лишь поверхностное впечатление, на внимательное и тщательное изучение семи томов уголовного дела нужно куда больше времени. Возможно, впечатление было обманчивым, и все листы изъяты согласно единому замыслу, с одной целью, которую она, Настя, пока еще просто не видит, не понимает. Возможно, все было наоборот, и на первом этапе убирали что-то конкретное из свидетельских показаний, а на втором – негативные отзывы о личности Сокольникова. Возможно, неполнота материалов является всего лишь следствием технических ошибок, усталости, недомыслия. Все возможно. Все бывает в этой жизни.

Но Настя Каменская знала точно: где-то в документах что-то мелькнуло. То, что мозг зафиксировал и подал сигнал, а внимание пропустило. Иначе мысль о двойной корректировке материалов ей в голову не пришла бы. Есть гипотеза – должна быть проверка, такова логика познания. И пусть время окажется потраченным впустую, это не страшно, ибо в познании отрицательный результат – тоже результат. Отброшенная после тщательной проверки гипотеза позволяет не распылять силы, сокращая объем того, что нуждается в дальнейшем исследовании, и дает толчок новым выводам.

– Давайте попробуем реконструировать картину, – сказала она Петру, когда они возвращались домой с тубусом, в котором лежали новенькие, только что купленные листы.

Тубус Настя прихватила с собой. Привычка рисовать схемы и таблицы зачастую требовала использовать листы большого формата, и тубус она купила лет двадцать назад, чтобы удобнее было носить на работу результаты домашних занятий. После выхода в отставку засунула его на антресоли, пребывая в полной уверенности, что он больше не понадобится. Ан нет, пригодился старичок.

– Предположим, что все дело целиком перефотографировал адвокат. Это естественно, потому что ему нужно прочесть внимательно каждый документ для подготовки к процессу в суде первой инстанции, а потом иметь все материалы под рукой для составления жалоб. Адвокату нужна каждая бумажка, если он добросовестно работает, и вряд ли он что-то пропустил, ну если только совсем уж устал и внимание притупилось. Но в этом случае речь шла бы о нескольких единицах, а не о десятках и сотнях. Согласны?

– Согласен.

– Все инстанции пройдены, кассационная жалоба оставлена без удовлетворения, попытки добиться от прокуратуры принесения протеста на приговор в порядке надзора тоже ни к чему не привели. Годы идут, Сокольников сидит, отбывает пожизненный срок. Адвокат счел свою миссию законченной. Он сообщает об этом родителям Сокольникова…