Читать книгу - "Браслет певицы - У. Уилер"

Флитгейл нанял десяток местных крестьян, которые с изумлением обсуждали странных европейцев, копающихся в земле и с большим азартом поднимающих из пыли и грязи какой-то мусор, недостойный внимания настоящих господ. Они побаивались белую ханум, считали её «ифрита»[8], но курдянки приходили к ней без страха, долго рассказывали ей о своих бедах, сверкая чёрными, как угли, глазами, а Ива слушала, не понимала ни слова, слушала, и что-то случалось с этими женщинами – они уходили довольные, незаметно оставляя у порога палатки то цветастый платок, то бляшку от кямбара – богато украшенного пояса, то браслет. Маленький отряд кочевал от одного холма к другому, обрастая скарбом и пропитываясь духом местных обыкновений. Флитгейл делал замеры, подолгу стоял на холме, опираясь о лопату и сосредоточенно глядя себе под ноги, потом работники копали яму или две, и лагерь вновь снимался с места. «Любую работу надо начинать с разведки!» – наставительно объяснял Гай недоумевающим местным чиновникам. «А! Кешиф!»[9]– с пониманием кивали чиновники и с пониманием переглядывались.

О, стоило Иве только закрыть глаза, как даже на Оксфорд-стрит она ловила дуновение знойного ветра Газиантепа. Голоса настоящего казались теперь бессмысленной какофонией, звуками плоскими и какими-то неживыми, словно произведёнными механизмом музыкальной шкатулки. История вокруг убийства Фицгилберта представлялась пьесой, записанной на валике механической пианолы, а само убийство – случайностью, так, словно в музыкальном автомате выведена была из строя какая-то пружинка, и выверенная мелодия вдруг стала фальшивить, до неузнаваемости изменяя замысел композитора. И эта фальшь, несомненно, происходила от мадам фон Мюкк. Нет, не она нанесла тот удар, определённо не она, но именно она что-то сломала в механизме, сама того не зная. Но как?

Ива, размышляя об этом, выбрала в магазине прекрасный шёлк изумрудно-зелёного оттенка, и медленно пошла в сторону Глостер-плейс: вечером к ней должна была зайти за ответом мадам Мелисанда фон Мюкк, а Ива ещё не придумала, что бы ей сказать о содержании романтического шифра. Войдя в ритм своих размышлений и ощущений, она словно в полусне двигалась по людным улицам, окутанная разреженным воздухом предчувствия. От громкого клаксона пронёсшегося мимо авто она очнулась, немного нахмурилась и быстрым шагом направилась к дому.

Мадам фон Мюкк появилась в её салоне через четверть часа после того, как Ива сменила прогулочный костюм на домашнее платье с шёлковой накидкой и присела к столику полюбоваться новой колодой.

Примадонна была трагически бледна и беспричинно пуглива. Она присела на козетку, посмотрела на Иву очами затравленной лани и выдохнула оперным шёпотом: «Это становится не-вы-но-си-мо…»

Три часа назад барон фон Мюкк ворвался в будуар Мелисанды, как всегда – без стука, и навис над ней, словно коршун, готовый вцепиться с беззащитную жертву.

– Прекрасно, мадам! Мало того, что вы имеете бесстыдство принимать своих поклонников в театре, вы теперь принимаете их и в моём доме?! Кто это был?

Мелисанда, от страха потерявшая остатки сообразительности, вжалась в спинку дивана и пыталась защититься от разгневанного супруга французским романом в потрепанной обложке.

– О чём вы? Кто? – пролепетала она.

– Не притворяйся! Кто этот коротышка, которого я встретил на крыльце?! Что это за тип? Вы стали неразборчивы в своих предпочтениях, мадам!

– Это? Фердинанд, ты с ума сошёл! Ты совершенно помешался от своей ревности! – певица в сердцах отшвырнула роман и сложила руки на груди с видом оскорблённой добродетели.

– Кто?!

– Это был полковник Брюстер. Он… он приходил ко мне по делу!

– И какие же дела у вас с полковником Брюстером? – едко поинтересовался барон, присаживаясь на диван и глядя на супругу с явной угрозой. Мелисанда мигом расцепила руки на груди и стала, насколько это было возможным, отодвигаться от мужа. В голосе её зазвучали жалобные нотки:

– Фердинанд, это совершенно не то, что ты думаешь… Ничего такого, уверяю тебя! Я сама была крайне удивлена! Ты же знаешь – это из-за той неприятности у Бёрлингтонов. Когда убили барона Фицгилберта… Полковник пришёл просто поговорить…

– В какую ещё историю ты вляпалась, моя дорогая? О чём это полковник хотел поговорить?!

– О, совершенно ничего такого…

– Говори, – с угрозой приказал фон Мюкк, всем своим видом показывая, что в противном случае Мелисанду ждут большие неприятности.

– Но я и сама не поняла, что он наговорил! Он всё рассказывал про то, что полиция всех подозревает, и что мы должны быть крайне осторожны и осмотрительны…

– С чего бы это вдруг он стал так печься о вашей осмотрительности, мадам? Ты мне что-то недоговариваешь, не так ли? Что вас связывает с этим полковником? Тебя подозревают? Что этот инспектор, как его там, Суон – он тебя подозревает?

– Ах, я не знаю… Полковник приходил, взял моё манто… но сегодня утром его прислали. Я ничего не понимаю, – Мелисанда, и в самом деле, ничего не понимала, но это мало беспокоило её до тех пор, пока допрос супруга не вынудил её высказать вслух какое-то суждение обо всём происходящем, – я же не убивала Фицгилберта!

– Манто? Причём тут манто? Английская полиция – сборище идиотов! А что, этот доморощенный детектив, полковник Брюстер – это он подозревает тебя?

– Да нет же! Нет!

– Я не могу быть замешан ни в какой тёмной истории. В конце концов, после развода ты сможете ввязываться в любые истории, в какие тебе только заблагорассудится, но я не позволю бросать хоть тень подозрения на фамилию фон Мюкк!

– Ах, да причём тут ваша фамилия! Всё совершенно не так. Полковник сказал, что он знает, кто совершил преступление, но не хочет сообщать полиции, потому, что всё равно никто не поверит. А полковник всё видел совершенно точно, и вообще… – тут Мелисанда осеклась.

Ей совершенно не хотелось заговаривать теперь о браслете: она была уверена, что Фердинанд разъярится ещё более, едва услышав одно это слово. А полковник сказал, что совершенно точно видел – каким образом браслет упал с её руки. И это для Мелисанды было куда важнее и интереснее, чем всякое убийство. В конце концов, люди имеют обыкновение убивать друг друга по всякому поводу, и Мелисанду мало волновало – кто и зачем пырнул барона. Более того, она была уверена, что и сама знает, кто это был. Конечно, её знакомство с преступным миром ограничивалось лишь оперными злодеями, но, что ни говори, с таким неприятным лицом и ужасной фигурой… А Мелисанда, будучи актрисой, прекрасно знала, как убедительно сыграть скорбь. Она делала это много раз. И полковник Брюстер тоже намекал… Но пусть этим занимается полиция, и бедняжку баронессу Фицгилберт даже жалко – она не виновата в том, что природа была так сурова к ней.

На самом деле Мелисанду гораздо больше волновали другие намёки полковника. Ведь, и вправду, когда она положила руки перед собой, сидя уже между бароном Фицгилбертом и полковником, браслета на ней уже не было. Иначе он, несомненно, мешал бы ей. Ах, всё сходится!