Читать книгу - "Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова"

“Ты часто приходишь в это место?”

“ Бывает захожу. Иногда один, временами со студентами. ”

“Почему ты выбрал литературу?”

“Это очень долгая история и начинать нужно с самого начала, а мы еще даже не заварили кофе. Встречаемся в кафе через пять минут.”

Все еще продолжая улыбаться я вышла на кухню и отмерила две ложки молотого кофе для турки. Дверь распахнулась и на пороге, разрушая волшебство последних минут, возникла закутанная в плед, как в кокон, девушка Тимура. Уставшая, с растрепанными волосами. Она прошла мимо меня к кофемашине, лишь слегка кивнув. Все в ней говорило: не подходи, не спрашивай.

– Милена, доброе утро.

– Доброе, – пробормотала она в ответ. – Только ночь была адская.

– Что-то случилось? – я все же не удержалась, хоть и решила не вмешиваться.

– Да нет. Просто бессонница.

Я ничего не сказала. Снова. Хотя не понимала, что происходило. Когда мы только начали жить вместе в квартире, которую снял Эмин в Стамбуле, мне кажется, я даже спала, улыбаясь. Счастье захлестывало меня, словно волны, налетающие с Босфора. У них с Тимуром сейчас самое лучшее время, самая влюбленность, а она совсем без настроения…

Милена села на подоконник, медленно пригубила кофе, будто надеяясь проснуться не только физически, но и внутренне. Я смотрела на нее и думала: она совсем девочка. И при этом – непроницаемая. В ней все чаще проступало что-то, чего я никак не могла разгадать. Или не хотела…

– Вы вроде собирались сходить на фабрику к своей Ларисе и поговорить, чтобы устроить туда меня. Не хочется совсем сидеть на шее у Тимура.

– Я пока не решила, смогу ли попросить ее о чем-то. У нас непростые отношения. И к тому же сегодня я занята.

– Заняты? – Милена наморщила лоб и посмотрела на меня с сомнением. Я сосредоточилась на поднимающейся кофейной пене в турке и не стала отвечать. Не могла же я ей в самом деле рассказать, что у меня свидание на левом берегу Сены, в пятом округе Парижа – в самом сердце Латинского квартала, напротив Собора Парижской Богоматери, где сейчас я буду пить кофе с Эмином там, где когда-то сидел у окна Хемингуэй, вспоминая о том, что так и не успел поцеловать девушку.

Глава 13. В книжной тишине на левом берегу Сены

– Ты немного опоздала, – напечатал он. – Но я все еще здесь. В том самом книжном, рядом с окном. У нас с тобой есть полтора часа до того, как сюда нагрянет группа американских или китайских туристов, обожающая фотографироваться на фоне портрета Джойса.

– Как ты узнал, что я люблю сидеть у окна? – набрала я в ответ.

– Мне так показалось. У тебя все-таки встреча со знатоком книг. А значит – с тем, кто умеет читать между строк и замечать то, чего не видят другие.

Я сделала глоток кофе. Улыбнулась. Это была игра – странная, невозможная, нежная. Но, возможно, это единственный безопасный способ снова быть с ним.

– Что за девушка была та Даша? – спросила я.

– Необыкновенно чувствительная. Могла проснуться среди ночи и заплакать, потому что вспомнила детство. А потом записывать в блокнот, как звучит слово «ветер» на турецком и исписать три страницы.

– И как звучит это слово?

Я закусила губу, и в уголках глаз внезапно защипало.

Он ответил почти сразу:

– Rüzgar.

– Ветер… – Я едва слышно повторила это слово. Оно было прохладным и легким, будто скользнуло по коже, как детское воспоминание.

– Она любила ветер. Часто писала или зарисовывала в блокнот, и мы вместе сочиняли фразы, почти как стихи. Она говорила, что у каждого ветра свой голос.

– А у тебя был любимый?

– Да. Вечерний ветер на Босфоре.

– Расскажи о нем, чтобы я тоже смогла его почувсвововать.

–– Он пах морем, солью и чем-то невысказанным. Играл с парусами лодок, сливался с мелодичным звоном колокольчиков, привязанных к мачтам. Приносил с собой аромат чая, мяты и – если прислушаться – звуки далеких песен с азиатского берега. В нем было что-то древнее, словно сам Босфор дышал и шептал на разных языках сквозь него.

– Это было давно?

– Очень.

– Почему ты помнишь ее до сих пор?

– Она подарила мне надежду. С ней я впервые подумал, что мы сможем жить иначе. Не так, как жила моя семья. Мы были вместе всего три месяца, а будто целую жизнь… С годами я научился молчать об этом. Боль притихла, но рана так и не затянулась. И сегодня – впервые за двадцать лет – я рассказываю то, что произошло тогда, под небом Стамбула. В тот момент мне казалось, что я готов уничтожить все вокруг из-за боли, которую испытал. Это были не просто разбитые мечты – это был я, израненный и уничтоженный… Однажды Даша просто исчезла. Оставила записку. В ней было написано, что после встречи с моими родными она поняла: мы слишком разные. Что она никогда не сможет стать частью нашей культуры. Не сможет соблюдать наши традиции. И просто ушла… Я никогда не требовал от нее соблюдать наши традиции, я просто хотел создать с ней наши собственные.

– Мне так жаль… – Я замерла. Он не забыл. Он все еще держит эту боль в себе. И я виновата. Да, виновата. Я ушла. Оставила записку, вырвав нас обоих из сказки, в которую мы так отчаянно верили. Но что я могла тогда? Мне было всего восемнадцать, на год меньше, чем Тимуру сейчас. Слишком мало, чтобы бороться. Слишком много, чтобы забыть.

– Я не понимал, что произошло. Ведь все три месяца она наслаждалась восточной атмосферой и, в отличие от меня, действительно любила это все.

– Иногда любовь – это не остаться, а уйти.

– Не знаю. Она не дала мне шанса поговорить и обсудить это так, как мы обсуждали абсолютно все до этого. Я не понимаю, чем ее так могла напугать моя семья. Бабушка Саида, конечно, не подарок, но она умеет быть любящей и, мне показалось, что она приняла Дашу. Знаешь, я долго винил себе, что, возможно, привез ее слишком быстро и поэтому она испугалась моей непростой семьи.

– Но это ведь не совсем так? – осторожно набрала я.

– Сейчас – не знаю. Тогда я видел все иначе. Я рос в доме, где главной была не мать, а бабушка. Женщина, которая меня вырастила. Жесткая. Правильная. Почти, как скала. В ней