Читать книгу - "Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы"

Но едва наступал сентябрь, солнце умеряло свой пыл, в университетах начинались занятия, молодость покидала городок. На променаде у моря вне сезона гуляли лишь редкие местные – в основном пожилые. Вместо девчонок в крошечных шортиках – древние бабуси, вместо громогласных парней – холеные старички. На тренажерах – их по указу мэра разместили на всех пляжах – больше не валяли дурака, не целовались. Пожилые господа использовали спортивное оборудование исключительно по прямому назначению – качали пресс вкупе с тощими бедрами. А владельцы редких открытых кафе немедленно меняли высокомерно-презрительное выражение лиц на искреннюю заботу о каждом (на вес золота теперь!) клиенте.

Но странное дело: Мирослав по возрасту был куда ближе к чинным альмуньекарским жителям. Вроде бы надо радоваться, что в городке тишина, можно наслаждаться спокойными прогулками и пустыми пляжами. Однако каждый раз, когда курортный сезон здесь умирал, он впадал в тоску. Иногда даже бросался в «погоню за толпой» – ехал в Гранаду, в Барселону или дальше, в вечно суетливый и шумный Лондон. Не готов он был к старости, не нуждался пока в умиротворении. И квартиру здесь купил вовсе не для того, чтобы провести преклонные годы на покое. Просто городок был мал, не слишком раскручен, потому недвижимость тут стоила дешево. В любимом английском Брайтоне он мог бы позволить себе лишь студию на окраине, безо всякого, естественно, «view»[11], тут купил симпатичную двухспальную квартирку на первой линии, с балконом, со сплошь стеклянной стеной.

Бедняком (или даже малообеспеченным) его назвать никак было нельзя – скорее, средний класс. Иные радовались бы стабильному, как у него, материальному положению.

Но не таков был Мирослав. Он-то по происхождению русский: гуляй-душа. А к старости, что удивительно, черты бесшабашности стали проступать особенно ярко. Чрезвычайно, как говорит теперь молодежь, его напрягала необходимость планировать по-европейски въедливо расходы.

Впрочем, если Юлия ему позвонит – вся жизнь изменится.

Ее фотографии Мирославу присылали каждый день. С очередной их порцией он и сидел сейчас на балконе. Потягивал риоху со льдом, бросал в рот кубики сыра, без интереса поглядывал на пустынное море – парочка рыбацких шхун да одинокий купальщик-морж за общество, конечно, не считались.

Карточки рассматривал куда более жадно. Вот Юля в холле гостиницы. В магазинчике, вышла из примерочной – показывает дочке платье. В парке – улыбается осеннему солнцу. В ресторане – смело взрезает вилкой-ножом огромную отбивную.

Изменилась, конечно. Дело даже не в возрасте, не в оплывшей фигуре, не в морщинах – в глазах. Когда-то они были огромные, доверчивые, предвкушающие. А сейчас смотрят устало, грустно. И ничего с этим уже не поделаешь. Даже если филигранно убрать носогубные складки вместе с «гусиными лапками», моложе ее лицо не станет. Женщины ошибаются, когда думают, будто время ставит свою печать – морщинками, пигментными пятнами. Возраст не они выдают – взгляд. Много повидавший, мудрый…

Мирослав рассматривал Юлю издали, вблизи. Обращал внимание на все: как одета, что за обувь, ухоженны ли руки. В сравнении с другими российскими женщинами выглядела она совсем неплохо: наряды явно не с рынка, туфельки пусть не модельные, но кожаные, хорошего качества. Однако лоска – присущего даже среднеобеспеченным европейским дамам – в ней, конечно, недоставало. Маникюр – самодельный. Волосы и вовсе удручали: обесцвеченные, с «химией».

Девица, что сопровождала Юлию Николаевну (он уже знал – дочка), смотрелась импозантнее. С виду скромная, в джинсиках-кардиганчике, однако на ней сидела одежда как будто влитая, а всякие мелочи – вроде шейного платочка от «Прады» или стильных золотых часиков – неумолимо свидетельствовали: у красотки есть и вкус, и возможность приобретать наряды в дорогих магазинах. Выражение лица тоже кардинально отличалось от маминого. Юлия Николаевна – как большинство русских, оказавшихся за границей, – на фотографиях выглядела чуть испуганной, напряженной. Юница, напротив, расслабленной, даже нагловатой. Совершенно точно языки иностранные знает, в Европах бывать привыкла, потому не теряется. Даже мысль мелькнула: «Не возникло бы у меня с ней проблем!»

Юлю, конечно, жизнь умудрила, однако все равно она выглядела очевидной, ясной. А дочка ее – ох, непроста!..

Мирослав отпил еще глоток вина, взглянул на часы. Восемь вечера. В Чехии сейчас столько же. В лавку его старого приятеля Гануша Юля, он знал, впервые вошла три часа назад. Неужели до сих пор общаются?! Или давно поговорили, возлюбленная его бывшая получила свое ожерелье, из магазина ушла – и все?.. А что, вероятность такого развития событий совсем не исключена. Она удовлетворила свое любопытство, получила подарок, предалась сладким воспоминаниям – да и вычеркнула его из жизни. На сей раз – окончательно.

«Нет. Ни одна женщина не удержится: повидать, коли вдруг выпадает возможность, свою давнюю любовь», – попытался успокоить он себя. Допил вино, перевел взгляд со скучного моря на набережную. О, здесь целая драма: такса соседки снизу облаивала ретривера из дома на второй линии, хозяева (естественно, оба старички) тщетно пытались ссору пресечь. Смешные, мелкие, провинциальные отношения и заботы. Нет, он себя совсем не чувствовал частью умиротворенной местной жизни.

Не позвонит Юлька, придется самому. Хотя лучше – куда лучше! – чтобы она первой проявила инициативу. Дернуть, что ли, Гануша? Нет, не стоит слишком уж демонстрировать заинтересованность. Надо дать ей время все обдумать, переварить.

Антонио, повар из ресторана напротив, разжигал гриль – в Альмуньекаре угли традиционно держали в лодках, стилизованных под настоящие. Скоро весна, рыба божественная… Выйти, что ли, на ужин?

И в этот момент раздался телефонный звонок.

– Ola? – поспешно откликнулся Мирослав.

– Привет, – откликнулся неуверенный женский голос.

Красс самодовольно улыбнулся.

Это была она.

* * *

Наши дни. Карловы Вары. Таня

Оксигенотерапия – смешнейшее действо. Народ сидит в шезлонгах, в нос вставлены трубочки, по ним подается кислород. Улучшает, как написано в рекламе процедуры, мозговое кровообращение. Полезно, приятно, необременительно. Но Таню не покидало ощущение напрасно потерянного времени. Просто не верилось, что она – боевая, всегда занятая любительница приключений – восседает в кресле с трубочкой в носу. Принимает жемчужные ванны, ходит в соляную пещеру и посещает водолечение по Кнайпу. А попутно обсуждает с прочими (исключительно пожилыми!) посетителями СПА-центра истончение озонового слоя и нестабильность евро.

Вот она попала! Ехала сюда маму оздоровить и развлечь, а обернулось это тем, что лечиться приходится самой. Мамуля же вовсю наслаждается курортным романом.

Загадочный хирург Мирослав Красс явился в Карловы Вары – стоило мамочке только свистнуть. Оказался он весьма импозантным, высоким, с благородной сединой мужчиной. Одевался с шиком, говорил по-русски с приятным акцентом. Немедленно потащил мать и дочь отмечать встречу – ресторан, оценила Татьяна, выбрал хороший. Заказывать им велел «все, что душа попросит». Когда явилась в зал торговка цветами, выбрал два самых лучших букета. И вообще всячески старался впечатлить, поразить. К официанту обратился на чешском, сказал пару не понятных женщинам фраз – тот сразу засуетился, забегал. После ужина заказал не просто такси – лимузин. На Юлию Николаевну бросал такие взгляды, что та смущалась, краснела, словно девчонка. С Татьяной был просто галантен.