Читать книгу - "Пляж острых ощущений - Ольга Степнова"

К берегу я вернулся, когда солнце жарило уже вовсю, а на пляже не было и сантиметра свободного места. Началась обычная дневная суета и толкотня.

По пути к вагончику я встретил пляжную медсестру Ирку. Как правило, она появлялась в медпункте редко и обычно была без работы. Иногда ее просили измерить давление, или дать таблетку от головы, в остальное время она гоняла чаи, купалась и загорала.

— Странно, — сказала мне Ирка, — а я думала, ты в вагончике развлекаешься. Там такой визг стоит! Между прочим — женский.

Я бросился к станции в полной уверенности, что пьяный матрос Ленька затащил в вагончик бабу и хорошо, если не против ее воли.

Открыв дверь, я оторопел.

Леньки в вагончике не было, и бабы тоже никакой не было. Зато разгром стоял потрясающий. Вся нехитрая моя посуда валялась на полу и только электрический чайник лежал на кровати, с которой были содраны все постельные принадлежности. Вода из его носика грустно капала сквозь железную сетку на пол, где образовалась уже приличная лужица. Скомканное одеяло Эверестом возвышалось на столе, простыней была обернута табуретка. Пол ровным слоем покрывали сахар, чай, кофе и геркулес, который я держу на случай внезапного приступа голода. К тому же на полную мощность был включен кондиционер, поэтому отдельные хлопья моей любимой крупы водили в воздухе веселые хороводы. Куцая шторка, прикрывавшая маленькое окошко, была сорвана и затолкана в мою любимую пол-литровую кружку, чудом устоявшую на краю стола. Но самое поразительное было то, что все мои шмотки — рубашки, шорты и майки были связаны между собой в художественную гирлянду, которая тянулась от спинки кровати к потолку, где она крепилась самым непостижимым образом.

Сначала я решил, что на мое жилище напал шизофреник. Нужно обладать очень извращенным сознанием, чтобы потратить так много времени на создание такого безумного интерьера и при этом ничего не украсть. Но тут откуда-то сверху мяукнула кошка. Я задрал голову и увидел, что она висит, зацепившись когтями за потолочное перекрытие.

Я слышал, что некоторые животные не переносят одиночества и развлекают себя в квартирах как могут, но чтобы кошки вили гирлянды из шмоток!

— Сволочь, — сказал я кошке. — Дрянь. Вот именно поэтому ты и бездомная.

Что-то зашевелилось в углу, я обернулся и тут все понял.

Под рукомойником, в раковине, на вмятой туда подушке, сидела обезьяна. Она строила рожи и теребила хвост. На ее упитанной заднице красовались мои солнцезащитные очки.

— Убью! — крикнул я и бросился к обезьяне, но она перелетела на стол, плюхнулась в самый центр смятого одеяла и с первобытным задором похлопала себя по жирным ляжкам. Я прыгнул к столу, сшибив по дороге с грохотом табуретку и запутавшись ногами в гирлянде из тряпок, но мерзкая тварь уже кривлялась вовсю на кровати, подпрыгивая на пружинистой сетке. Я ломанулся к ней, больно ударившись о железную спинку, но поймал руками лишь воздух. Мартышка повисла на потолке, уцепившись непонятно за что двумя лапами — передней и задней. Она сильно раскачивалась и гнусно орала. Кошка с потолка бесследно пропала.

Я чуть было не прыгнул и на потолок, по вовремя понял, что это смешно — соревноваться в ловкости с обезьяной. Я всего лишь бывший десантник, а она — опытная мартышка черт знает в каком поколении. Я вдруг припомнил, что зовут ее Яна, и, вроде, она беременна. Я выключил кондиционер и присел на кровать.

— Яна, хорошая девочка, а ну-ка иди сюда, — запыхавшись, позвал я ее по-хорошему, но она только увеличила амплитуду своих раскачиваний и завизжала бабьим пронзительным визгом. Я понял, что готов даже приютить бездомную кошку, только не этого черта в красной жилетке. Представить не мог, что у Элки хватит ума запереть в вагончике обезьяну. И совсем позабыл, что пацан…

Я вылетел из вагончика. Штырь, на котором я подвесил корыстного мальчика, был пуст. Кроме таблички «Спасательный пост» на нем ничего не было. Поганец удрал, а скорее всего, его кто-то снял, пожалев бедного ребенка.

Я вернулся в вагончик, не зная, как поступить. Выход мне виделся только один: раскрыв нараспашку дверь, я сел на стул и стал ждать, когда мартышка решит выскочить на свободу. Но она спрыгнула с потолка на пол, и стала пригоршнями собирать рассыпанные продукты, играя ими, словно ребенок в песочнице.

Я больше не делал попыток ее поймать. Я сидел и чувствовал себя полным кретином. Где-то орала кошка, она тоже не спешила покидать мое разгромленное жилище.

В таком положении меня застал матрос Ленька, соблаговоливший вдруг появиться на рабочем месте. Он был свеж и практически трезв.

— Ого, — сказал Ленька, почесав белобрысый затылок. — Наше суденышко потрепал шторм? — Он любил образно выражаться.

— Нет, наше логово разгромила паршивая обезьяна. — Я вкратце рассказал ему, что случилось.

— Слушай, а ведь обезьяны дорого стоят, — оживился вдруг Ленька. — Хочешь, я найду покупателя?

— Лучше найди того пацана, — посоветовал я. — Может, он уговорит ее отсюда уйти.

— Я думаю, пацан обезьяну украл. Ее содержание недешево стоит. Вряд ли он в состоянии ее прокормить. Слушай, давай я мартышку продам, а выручку мы пополам поделим!

Нервы мои сдали.

— Еще мне не хватало торговать обезьянами! — заорал я. И тише добавил: — И потом, ты сначала ее поймай.

— Да ладно тебе, — испугался моего гнева Ленька. — Не хочешь, как хочешь. Я это… того… пойду берег попатрулирую.

— Иди, — махнул я рукой.

Он ушел, а я продолжал сидеть.

Мартышка решила развязать мои шмотки и примерить их на себя. Она стала поочередно прикладывать к себе майки, но то ли цвет ей не подошел, то ли фасон не понравился, то ли размерчик великоват показался, но обезьяна бросила эту затею и начала шортами ловить кошку, пытаясь накрыть ее с головой.

Я решил, что этого зрелища мне не вынести, поэтому закрыл вагончик на ключ и, решив воспользоваться тем редким моментом, что берег под присмотром Леньки, поехал в город. Там я взял в дедовом гараже одну из его машин — короткий «Патрол» — и порулил в ресторан, в котором мы с Элкой играли свадьбу.

* * *

Ресторан назывался «Цветочек» и был одним из тех заведений, которые принадлежали моему деду. Название было несколько странным для ресторана, но только по той причине, что все названия придумывал Мальцев. Что-то там переклинило в его творческом мозгу, и в результате, в городе появились такие злачные заведения, как «Лепесток», «Тычинка», «Пестик» и т. п.

Однажды мой дед внезапно разбогател [5]. Это старая история, и мне не очень хочется о ней вспоминать, но факт остается фактом — в восемьдесят с лишним лет на голову подполковника в отставке, привыкшего жить на скромную пенсию, свалились большие деньги. Дед не растерялся, став обладателем огромных сумм, он с неожиданной для него хваткой взялся за дело. Сначала он открыл первый в городе тир с боевым оружием, который стал приносить неплохие доходы, и через месяц у Сазона была уже сеть таких тиров, а также несколько площадок — закрытых и открытых — для игры в пэйнтбол. Почувствовав в себе силы и страсть не столько к деньгам, сколько к процессу их постоянного преумножения, дед стал хвататься за все, что ни попадя, и как ни странно, все у него получалось. Он бросался в любое дело, как в омут с головой — безоглядно и с полной самоотдачей. Он ставил на карту все, рисковал, и никогда не проигрывал. Даже свою глухоту он умел заставить служить на пользу себе. Сазон просто не слышал ненужные или неприятные для себя вещи.