Читать книгу - "Удар в сердце (сборник) - Николай Свечин"

Через час явился Агафонов и рассказал, что дальше происходило в палатке. Засс потребовал арестовать охотника и предать военно-полевому суду. Оклобжио не хотел казнить заслуженного человека, георгиевского кавалера. И ответил помощнику, что тот сам своим оскорбительным заявлением вывел ефрейтора из себя. Засс стал орать, что он генерал и не позволит всякой сволочи лезть на него с кулаками. И если начальник отряда оставит эпизод без последствий, он подаст рапорт главнокомандующему, великому князю Михаилу Николаевичу. Оклобжио сдрейфил и начал поддаваться. Но тут вмешался генерал-майор Шелеметев. Старый кавказец, уважаемый в войсках, он сказал:

– Никому не позволено унижать таким страшным подозрением русского солдата. Тем более георгиевского кавалера. Голунов своей службой давно показал, какой он человек. Герой! То, что они с этим вольноопределяющимся выжили, – настоящее чудо. Выжили, пробились к своим, принесли важные сведения – и их же обвинили в воровстве… Вы в своем уме были, ваше превосходительство, когда заявили такое?

– Да он же ефрейтор! Просто ефрейтор! Но посмел кинуться на меня, на генерала!

– И правильно сделал, – объявил Шелеметев. – Надо было и в морду дать.

В палатке стало тихо-тихо. А кавказец продолжил:

– Да, Голунов действительно ефрейтор. Всего-навсего. Это не значит, что у него нет воинской чести. Имя солдата, как известно, носит всякий военный человек, и это имя знаменитое. Согласно дуэльному кодексу, ефрейтор не может потребовать от вас удовлетворения. Но это готов сделать за него я. Или ваше превосходительство берет свои слова обратно?

Засс побледнел, а Шелеметев с презрением добавил:

– Учтите, я говорю серьезно. Честью не шутят. Ну?

– Но во время войны поединки запрещены!

– Мы отложим дуэль и сразимся тотчас после перемирия.

– Вы меня неправильно поняли… я просто высказал догадку!

– Вы настаиваете на военно-полевом суде для Голунова?

– Нет, совсем нет! Георгиевский кавалер и все такое… Я действительно погорячился. Эта история с золотом… Давайте забудем весь разговор!

Тут вмешался Оклобжио и заявил, что производит ефрейтора Голунова за храбрость, проявленную в поиске, в унтер-офицеры. Генерал Засс был совсем уничтожен и удалился из палатки…

– Слава богу! – обрадовался Лыков и побежал за вином. Они выпили втроем местного розового «Гуриели» – за новое звание Калины Аггеевича и за то, что они с Алексеем живы. Голунов медленно приходил в себя. Недавно он выказывал туркам свое презрение, когда те пытались взять кубанца в плен. А тут испугался – того, что расстреляют свои. Что опозорят его имя. Идти на штыки много легче, чем разговаривать с иными генералами…

– А что наши сведения? – спросил Алексей у поручика Агафонова.

– Они никому не нужны, – вздохнул тот. – Дальняя разведка сорвалась. А то, что вы нашли на обратных скатах Самеба, штабистов не впечатлило. Ну, шесть тысяч резерва… Вы же видели не больше?

– Не больше.

– И что? Это не тридцать тысяч, как предполагал Фокин.

– Но они ведь там сидят! Валентин Осипович был прав в своей догадке!

– И я верю, что сидят. Вы просто не дошли до Ципнарской позиции, где у турок главные резервы. Но как теперь доказать это Оклобжио, я не знаю.

– Значит, будет штурм, – вздохнул Калина Аггеевич. – Эх, сколько народу положат…

И ушел к маркитантам за новой бутылкой.

Стычка Голунова с помощником начальника отряда окончилась для него благополучно. Но на всякий случай пластуна решили убрать с глаз долой, на время. Тут кстати возмутились сдавшие было оружие кобулетцы. Они начали собираться в шайки и нападать на солдат. Командование наскоро организовало карательную экспедицию, куда включили и Голунова с Лыковым. И отослало всех в горы.

Кобулетцы возмутились не просто так. Русское оружие на Кавказе неожиданно дрогнуло… Турки высадили десант в Сухуме и Очемчирах. Командир Сухумского отряда генерал Кравченко сдал город без боя и отступил в Ольгинское. На помощь ему от Гурийского вспомогательного отряда вышла колонна во главе с генералом Алхазовым. Но Кравченко не стал дожидаться подмоги. Он струсил и драпанул еще дальше, аж за реку Кодор. В итоге все побережье от Очемчир до Адлера оказалось в руках противника. Половина Абхазии была выжжена.

На главном театре, в Турецкой Армении, тоже все складывалось плохо. В бою у Зивинских высот русские войска понесли большие потери и отступили. Инициатива перешла к врагу. Пришлось деблокировать Карс и вернуться на русско-турецкую границу.

В этих условиях враждебные племена туземцев воспрянули духом. Тылы Кобулетского отряда подверглись нападениям. Были перебиты команды фуражиров, перехвачены курьеры. Пленных офицеров обменивали на золото, а рядовым отрезали головы…

Армия отреагировала на успехи турок своеобразно. Отрядную собаку Мухтарку начали величать Мухтаром Ивановичем. Но перебежчиков и дезертиров по-прежнему не было. Русский солдат стал больше уважать врага, но не боялся его.

Неделю Лыков с Голуновым гонялись по лесистым горам за партизанами. У Талахского перевала они чуть не погибли. Шестеро горцев подловили их в ущелье и решили взять живьем. Сила нижегородца выручила обоих. Когда он хватил самых рьяных лбами друг о друга, и папахи не помогли… А шашка третьего, налетев на базалай, раскололась пополам, словно была вырезана из прутика. Калина добавил с фланга, и последний джигит едва унес ноги.

Кровавые стычки закончились поражением горцев. Старейшины явились к Оклобжио и второй раз за войну сложили оружие. Турки завезли его так много, что туземцы могли складывать его через день, и все равно осталось бы чем воевать… А Лыков с Голуновым вернулись в лагерь. И снова стали лазить по ночам через Кинтриши, таская «языков». Однажды они захватили в плен юзбаши, в пересчете на наши чины – капитана. Поиск был задуман мастерски. Кофе не входит в довольствие турецкой армии (так же, как и чай – в русской). А османы не могут жить без этого напитка. В армию кофе поставляют маркитанты. Голунов с Лыковым устроили засаду на дороге к базару. Сначала мимо них шла всякая мелюзга, рядовые с чавушами. Охотники пропустили их, ожидая добычи поинтереснее. И вдруг вышли сразу два капитана! В турецком таборе восемь рот и, стало быть, восемь капитанов. Неудивительно, что они шляются парами… Одного пластуны зарезали, а второго увели к своим. Капитан оказался из мектебли^[28], окончил Константинопольскую военную школу. Видимо, он рассказал много интересного, поскольку Калине Аггеевичу вручили за него второй крест.

Охотничья команда левой колонны получила нового начальника. Им стал хорунжий Левченко из Седьмого пластунского батальона. Это был храбрый и опытный человек, но без того кругозора, каким обладал Фокин. Задачи команды сразу уменьшились в масштабе и сводились теперь к ближней разведке.