Читать книгу - "Смерть расписывается кровью - Алексей Макеев"

– О! Сначала я все же поем. Люблю Машину стряпню. Твоя жена – лучший кулинар-любитель в Москве. После меня, конечно, – рассмеялся Станислав. – Курица – это то, что доктор прописал. Тем более если рецепт польский, я сам из великолитовской шляхты происхожу. Небось Маша, когда курицу жарила, полонез Огинского напевала.

– Уж не похоронный марш Шопена, это точно, – рассмеялся Гуров. – Жизнеутверждающая мелодия…

Машей они называли Марию Строеву, жену Льва Гурова, известную столичную актрису. Что до польско-литовских корней родословного древа Станислава Васильевича, то были такие корни, все верно. Боковая и обедневшая ветвь то ли Потоцких, то ли Вишневецких… «Друг и соратник» любил, больше в шутку, конечно, упоминать о своем шляхетском происхождении, а генерал Орлов часто называл Станислава паном Крячко.

Сейчас, глядя на проплывающую за окошком «Пежо» столицу, пан Крячко тихонько мурлыкал под нос что-то вроде: «Порвались струны моей гитары, когда мы драли из-под Самары». Фальшивил он безбожно. Но пойди сделай замечание или попроси умолкнуть! Станислав Васильевич пребывал в абсолютной уверенности, что обладает отличным слухом и неплохим голосом. И разубеждать его Гуров как-то не рвался, знал, какой обидой это может закончиться. Да и примета хорошая: Лев знал, что эту песенку «друг и соратник» напевает лишь в превосходном настроении. Значит, впрямь нарыл!..

…Еще в понедельник Петр Николаевич связался с Кислогорским ГУВД, и вопрос о кратковременной командировке полковника Крячко был решен. Петр Николаевич сразу же поддержал идею Гурова. Возможность того, что смерть заведующего архивом и дальнейшие заморочки с письмом Лермонтова каким-то образом связаны между собой, казалась Орлову весьма вероятной. Утром вторника, то есть сутки назад, Станислав прилетел в Кислогорск. Кислогорские коллеги встретили Крячко без особой радости, букетов, салютов и фанфар не наблюдалось. Заезжих варягов нигде не любят, да и вновь связываться с убийством Иннокентия Кайлинского кислогорцам не улыбалось, но авторитет ГУ угрозыска МВД был достаточно высок. Пришлось связаться, и, как быстро выяснилось, не только с этим убийством.

Прежде всего Крячко поднял информацию по всем уголовным делам, возбужденным местными следственными органами в августе – сентябре прошлого года. И сразу обратил внимание на еще один висяк, еще одну насильственную смерть, случившуюся буквально за день до отбытия Иннокентия Кайлинского в Москву. Когда они с Гуровым накануне анализировали сводки по России, то не обратили на это убийство внимания, потому что профессия убитого указана не была.

Но в Кислогорске быстро выяснилось, что Алексей Константинович Андронов, труп которого обнаружили вечером четвертого сентября в кустах на обочине Переверзевского переулка, только два года как числится лицом, нигде не работающим. А до того трудился Алексей Константинович на кафедре истории русской литературы Кислогорского педагогического института. Был доцентом и заместителем заведующего кафедры.

Крячко сразу насторожился. Город Кислогорск… История русской литературы… Михаил Юрьевич Лермонтов… Как-то все это удобно укладывалось рядышком, тянулось друг к другу. Получалось, что чуть ли не в один день погибли насильственной смертью два человека, которые могли иметь, в силу своих профессий, отношение к наследию Лермонтова. Доцент кафедры истории русской литературы Андронов. Заведующий архивом местного краеведческого музея Кайлинский.

Тут уж даже Крячко решил, что простым совпадением это, пожалуй, быть не может. Статистически недостоверно.

– Работать пришлось, как шахтеру в забое, – посмеиваясь, пожаловался Станислав внимательно слушающим его Гурову и генералу Орлову. Крячко, до того, как они с Гуровым оказались в кабинете Петра Николаевича, успел подкрепиться половинкой жареной польской курицы и пребывал в благодушном настроении.

Выпустив в открытую форточку струйку табачного дыма, Станислав продолжил свой отчет:

– Поесть некогда было. Мотался по пресловутому Кислогорску, словно песик Бобик с высунутым языком. Решил я для начала навестить их пединститут, выяснить, с какой стати Андронов уволился. Тем более что вдова Кайлинского тоже в этом институте преподает. Английский язык. А мне, как сами понимаете, нужно было с ней встретиться. Местных же ментов я сориентировал на железнодорожные билетные кассы. Чтобы точно выяснили, на какой поезд и в какой вагон брал билет Кайлинский. Это раньше в проблему бы выросло, а теперь нам лафа – билеты только по паспортам продают, и сведения о проданных билетах хранятся не меньше восьми месяцев.

– Так неужели пинкертоны тамошние сами до такой элементарщины не додумались? – возмущенно поинтересовался Лев. – Нет, черт знает что такое! Совсем мышей не ловят.

– Кто не ловит, Лева? – усмехнулся Станислав. – Мыши для всех чужие, из соседней норки. Пойми, ГУВД Кислогорска делом об убийстве Кайлинского вообще не занималось! Линейщики с Приволжской железной дороги, если даже посылали такой запрос своим коллегам из транспортного отдела Кислогорска, то о результатах ничего не сообщили. Обычная наша ведомственная неразбериха. Очень, кстати, хорошо, что я поездом и вагоном заинтересовался! Сам себя не похвалишь, дураком помрешь. Но об этом чуть позже, сперва дослушайте про Андронова и встречу с вдовой.

На кафедре истории русской литературы говорить с московским полковником об Алексее Андронове сперва не очень-то хотели, неприятна была для ученых мужей и дам эта тема. Но Крячко умел быть настырным, когда этого требовали интересы дела. Выяснилось, что Алексей Константинович вульгарно погорел на взятке во время вступительных экзаменов, чуть было не попал под следствие, только в последний момент дело удалось замять и уволить его от греха подальше по собственному желанию.

Так, подумал Станислав, значит, определенные криминальные наклонности у доцента Андронова имелись. А не было ли еще чего-нибудь этакого, не вполне законного, связанного с Алексеем Константиновичем?

Да как сказать…

Ходили слухи, что пытался Алексей Константинович Андронов спекулировать некоторыми архивными материалами. Но это именно сплетни!

Совсем интересно! О чем сплетничали? Кто сплетничал? Что за материалы? Кому он хотел их продать?

– И мне с многочисленными недомолвками и фигурами умолчания сообщают, – продолжал Крячко, – что существует полуофициальная практика продажи некоторых не особо ценных документов на Запад. Ректорат делает вид, что подобной практики не замечает. Жить-то надо, а государство историческую науку не слишком торопится субсидировать. Финансирование идет по принципу «кот наплакал». Мы, дескать, и выкручиваемся, как можем. Деньги при этом получает кафедра, а западные слависты – уникальный материал. Скажем, об истории декабристского движения и судьбах некоторых декабристов. Например, Бестужева-Марлинского или Одоевского, погибших вблизи Кислогорска во времена Кавказской войны. Признанным специалистом в области таких негоций заслуженно считался Алексей Константинович Андронов. Так вот, у руководства института возникли подозрения, что Андронов нечист на руку, немалую часть выручки присваивает. Но доказать ничего не смогли. Однако отношение к нему стало соответствующим.