Читать книгу - "Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий"

Послышался стук в дверь.

– Милиция! Откройте!

Они подождали и постучали снова.

Судя по всему, Вульф хранил молчание. Люди в штатском перебросились несколькими короткими фразами, и Спайк услышал, как один из них произнес по-русски:

– Ломаем.

Это было уже интересно. Спайк пришел в необычайное возбуждение. Еще бы! Он-то знал, каково лису в его лисьей норе, когда злые зубастые терьеры роют лапами землю, расширяя вход. Спайк сейчас словно смотрел триллер про самого себя… только его роль исполнял кто-то другой, а именно Кертис Вульф, журналист из Майами. Чао, бамбино! Спайк Эммлер сегодня только зритель.

* * *

Едва раздался стук в дверь, Вульф был уже на ногах. Вскочил, как пружина. Никакая это не милиция, это контрразведка противника! Провал! Ну что ж, такой вариант развития событий тоже предусматривался, как вполне возможный. Неужели этот пацан? Или роковая случайность? Или предательство в Лэнгли?

Он не тратил время на рефлексии и сожаления. В его распоряжении всего несколько секунд. Вульф сорвал со спинки стула сохнувшую там после вечернего дождя ветровку и достал из кармана диктофон. Вытряхнул кассету на ладонь.

– Открывайте немедленно! Иначе будем ломать дверь! – донеслось из коридора.

Вульф окинул взглядом комнату. Перед отъездом его шеф оговорился, что в общем-то микрокассеты изготовлялись с расчетом на то, чтобы при необходимости их можно было укрыть даже в естественных отверстиях тела. На какие такие отверстия рассчитывал шеф, Вульф на знал – может, на свою толстую задницу? Но рвать собственное тело Вульф не собирался.

Он схватил со стола перочинный нож и поддел плинтус в углу. Легкий треск, деревянная планка отошла, выдирая из пола острые гвозди. Кассета упала в открывшуюся черную щель, как металлический доллар в копилку. Плинтус приставлен на прежнее место, несколько ударов кулаком – и он встал как влитой. Как будто никто и никогда его не трогал. Теперь бросить нож в чемодан, чтобы убрать подсказку…

Вульф остановился посреди комнаты, лихорадочно соображая, остались ли еще какие-то подсказки?

Диктофон. Они найдут диктофон, но не найдут кассету, и тогда станут ее искать… Выкинуть его в окно? Нельзя. Окно наверняка под контролем. Хотя – стоп. У него же остались еще две кассеты: пустая и с записью. «Передний фасад расписан золотом и индиго, ворота кованые, с низкой калиткой, высотой семьдесят дюймов…» Вот она! Вставить. Захлопнуть крышку. Все.

Когда люди в штатском сломали дверь и вошли в комнату 89, они застали Кертиса Вульфа в постели, сонного и не понимающего, что происходит.

– Ху а ю? – вопрошал он. – Ви кто-о?

– Сейчас тебе будет и «хуа» и «хую», – невесело пошутил один из штатских, бросая ему смятые джинсы. – Одевайся, поехали.

* * *

Спайк дождался, пока из номера 89 вышел Вульф в плотном кольце сопровождающих. И, почти не таясь, закрыл свою дверь: когда четверо шаркают ногами и ругаются сразу на двух языках – хоть стреляй, никто из них ничего не услышит.

Потом подошел к кровати, потряс за плечо очень юное и очень сонное создание:

– Get out, darling![3]

– Что? – Она вскинулась, тараща заспанные и испуганные глаза. В подобных ситуациях никогда не знаешь наверняка, чем все кончится: получишь доллары или по морде. Могут и по кусочкам в канализацию спустить – такие случаи тоже бывали.

– Уебывай! – перевел Спайк, причем перевод произошел сам собой, на подсознательном уровне, выдавая глубокое проникновение в тонкости русского языка и тайны ненормативной лексики. Настолько глубокое, какое встречается только у коренных носителей великого и могучего. Иногда Спайк действительно ощущал себя русским, и ему это иногда нравилось.

Девчонка вскочила, как солдат по тревоге, привычным движением ловко схватила одежду и стала быстро одеваться.

– Гля, как ты меня нащипал! – Она вытянула тонкую ногу с красными пятнами на бедре, потом выставила локоть. – Теперь синяки на месяц… За это отдельно доплатить надо…

– Напиши заявление в профсоюз… – меланхолично сказал Спайк. Сейчас угловатая тинейджерка с выпирающими позвонками и острыми косточками таза его совершенно не волновала.

– Давай деньги! Пятьдесят гринов! – Девчонка наклонилась за туфлями, короткая юбчонка обнажила бледные ягодицы.

Спайк смачно врезал по ним ладонью. Раздался звонкий шлепок.

– Money or love…[4]

Девчонка вскрикнула.

– Ты что?! Расчет, я говорю. Ты свое получил? Теперь я хочу получить свое!

Спайк встряхивал и выравнивал смятую постель.

– Ты все уже получила, детка. И любовь, и удовольствия! – Он сбросил с себя простыню, швырнул на кровать и даже подбоченился совсем по-русски.

– Что ты мне свой стручок показываешь? – возмутилась девчонка, предусмотрительно перемещаясь поближе к двери. – Я несовершеннолетняя! Сейчас зайду в пикет и заявлю, что ты меня изнасиловал!

– Иди, заявляй!

Спайк усмехнулся. Он чувствовал себя большим, сильным и неуязвимым. Это было приятное чувство.

– Вот он у тебя какой! – В бессильной злобе, девчонка показала фалангу тонкого мизинца. – И стоит плохо!

Она ужом выскочила за дверь.

Спайк, все еще усмехаясь, оглядел себя. Действительно, хвастаться особо нечем. Сучка была права. Но не это в жизни главное… Он рассмеялся и пошел к двери, запер ее основательно, на два оборота ключа.

– На мой век такой сладенькой мрази хватит…

Он прыгнул на кровать, удобно улегся на спину, раскинул руки, раскинул ноги.

Через мгновение он сладко спал.