Читать книгу - "Лунатик - Ларс Кеплер"

же дерьме, что и в первый раз, когда к нему попал.

— Знаешь, я помню, как это было, когда ты был маленьким, — впервые вмешивается Агнета. — Нам приходилось по очереди сидеть у твоей кровати ночь за ночью…

— Спасибо огромное.

— И только когда ты прошел второй курс лечения, стало чуть‑чуть легче, — продолжает она.

Хьюго вздыхает и утыкается в телефон.

— Не вздыхай, пожалуйста, — говорит Бернард. — Ладно? И никаких телефонов за столом.

— Боже, что с тобой? — бормочет Хьюго.

— Нам нужно поговорить о твоём поведении и о тоне, — говорит Бернард. — О нас. Об Агнете, которую я люблю, и которая всегда была к тебе только добра и ласкова.

— Как скажешь.

— Нет, я серьёзно… Я серьёзно, Хьюго. Ты не сможешь здесь жить, если будешь так себя вести.

— Ладно, — говорит Хьюго, встаёт и хватает ноутбук с кухонной стойки.

— Я с тобой разговариваю. Мне очень нужно…

Хьюго выходит с кухни.

— Пожалуйста, не уходи, пока я…

Бернард спешит за ним в коридор.

Сидя за столом, Агнета слышит скрип вешалки о перекладину и сдержанную тревогу в голосе Бернарда, когда он пытается успокоить сына.

— Мы можем всё решить, Хьюго, — говорит он.

Ответа она не слышит, потому что рожок для обуви с грохотом падает на плитку, входная дверь распахивается и бьётся о стену.

— Тебе здесь всегда рады, ты же знаешь. Я не хотел…

Бернард выбегает за Хьюго на улицу в одних носках, и Агнета слышит, как он кричит «извини» с такой болью, что сердце сжимается.

Хьюго проходит мимо высокого клёна, чьи красные листья всегда напоминали ему о том, что мать вернулась в Канаду. Он поднимается по подъездной дорожке, слышит крик отца за спиной и продолжает идти по Петтерсбергсвеген.

У Беллманс Уэллс он поворачивает направо и останавливается. Опускает на землю сумку с ноутбуком и учебником по химии, застёгивает чёрную кожаную куртку и снова идёт.

Телефон в кармане начинает вибрировать, но он его игнорирует.

Хьюго не знает, в чём именно проблема и почему он чувствует себя так, будто его заперли, как будто он задыхается. Присутствие Агнеты всегда заставляет его стыдиться того, что он потерял связь со своей настоящей матерью.

Он знает, что несправедлив к Агнете, но считает, что его жизнь — не её дело. Так просто получилось. Она существует, и он существует. Но его только что выпустили из тюрьмы, а отец собирается его выгнать, и во всём этом он винит её.

Хьюго никогда не просил новую мать, никогда её не выбирал. Это отец привёл её в их жизнь, позволил ей переехать, лег с ней в одну постель.

Он знает, что был тревожным ребёнком, но у него не было выбора: он боялся засыпать, не хотел бродить во сне, и Агнета была единственной, кто был рядом. Он не мог не искать у неё утешения, не мог не прижиматься к ней, хотя больше всего на свете ему нужна была родная мама.

Однажды, когда Хьюго проснулся в зарослях крапивы за гаражом доктора Грайнда, Агнета обтерла его холодной водой и смазала кожу ментоловой мазью, чтобы снять жжение. Он до сих пор помнит ощущение холодных, невидимых леопардовых пятен по всему телу.

Потом Хьюго пошёл собирать землянику, нанизывал ягоды на длинную травинку и отдал ей в знак благодарности. Он никогда не видел её такой счастливой. Лёд сжал ему грудь, и он убежал, сел на скамейку в Крауспаркене.

До встречи с Ольгой Агнета почти сумела вытеснить из его сознания образ настоящей матери.

Глава 12.

Шум уличного движения на Сёдертельевеген стихает, когда Хьюго заворачивает за угол неухоженного жилого комплекса цвета нуги, вводит код и заходит внутрь.

Он молча стоит на полутёмной лестничной площадке перед дверью Ольги, расстёгивает пальто и откидывает с лица длинные волосы. От холодного воздуха щёки у него порозовели, нос покраснел.

Хьюго поднимает руку и кончиком указательного пальца нажимает на стёртую кнопку звонка. Из щели почтового ящика раздаётся пронзительный звон, затем — шаркающие по линолеуму шаги.

Замок щёлкает, поворачивается ручка.

— Хьюго? — спрашивает она напряжённым голосом. — Ты не можешь вот так просто заявляться. Ты должен позвонить заранее, прежде чем…

— Знаю, извини. Я дома чуть не сорвался. Мне нужно было уйти… А потом я испугался, что ты откажешь, если я позвоню.

Она улыбается, но в глазах ещё сохраняется то напряжение, что было секунду назад.

— Я же никогда не говорю тебе «нет», правда? Но у меня тоже есть жизнь, работа, дела, которые нужно делать.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

— Я не говорю, что не рада тебя видеть. Я рада — говорит она уже теплее и наклоняется, чтобы обнять его.

Хьюго снимает ботинки, ставит их на обувную полку, затем вешает пальто и оборачивается к ней. В январе Ольге исполнится тридцать шесть, но рост у неё всего около ста пятидесяти пяти сантиметров, тело сухое, рельефное, шея тонкая. Волнистые окрашенные светлые волосы, необычно симметричное лицо. Макияж безупречен. В брови, носу и обоих ушах у неё серебряные гвоздики.

Она босая, в домашних тапочках, в чёрных кожаных брюках и белой расстёгнутой блузке. Татуированные руки и голая грудь почти проступают сквозь тонкую ткань.

— Ну как тебе тюрьма? — спрашивает она.

— В общем… нормально.

Она откидывается на спинку стула и изучает его с улыбкой.

— Ты теперь крутой парень, да?

— Неужели так заметно?

— Нет, — смеётся она.

Хьюго идёт за ней на кухню.

У неё между лопатками — геральдический орёл в золотой короне, на обеих руках гирлянды цветущих виноградных лоз.

На кухонном столе, рядом с ноутбуком, стоит пустой винный бокал. В воздухе висит густой запах чеснока, тмина и фенхеля — из чугунной кастрюли на плите.

— Ты ел? — спрашивает она.

— Нет. Но не заморачивайся…

— Там ещё горячее.

Ольга садится за стол, закрывает ноутбук и ставит его на подоконник, рядом с горшком с папоротником. Хьюго переставляет кастрюлю на стол, достаёт тарелку и приборы. Берёт бокал, вытаскивает салфетку из подставки и кладёт её рядом с тарелкой.

— Слева, — говорит она.

Он перекладывает салфетку на другую сторону, достаёт из холодильника бутылку вина, вынимает пробку и снова наполняет её бокал.

— Спасибо.

Хьюго наливает себе, садится и накладывает себе «дал».

— Что там