Читать книгу - "Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги - Сергей Александрович Высоцкий"

Мужчина обернулся на шаги. Вид у него был уже совсем не пижонский, а скорее нелепый — брюки закатаны чуть ли не до колен, на голове блином пластиковая шапочка. Он узнал Корнилова и даже будто обрадовался. Спросил приветливо:

— От группы отстали?

— Нет, и не приставал, — ответил Корнилов и подумал: «А где же твоя подружка?..» Он вспомнил: фамилия мужчины была Огнев.

— А мы вот тоже одни гуляли, да теперь Оля решила ягод поискать…

«Ее, значит, Олей зовут», — отметил Корнилов.

— Да какие тут ягоды, — продолжал мужчина, — в лесу сыро, а мы на дождь не рассчитывали. Но вот захотелось ей… Теперь стою поджидаю.

«Эх ты, ноги боишься промочить, — подумал Корнилов, — а она небось в туфельках пошлепала по мокрой траве».

— Вы знаете, что это за сооружение? — спросил мужчина у Корнилова. И, не дав ему ответить, продолжал: — Белый скит, здесь вызревала самая северная вишня в мире. Монахи выращивали. Мудрецы! Сад у них вдоль южной стены был, а стена–то белая, солнце отражала, давала саду тепло… За это монахи даже получили медаль на Всемирной выставке в Париже… — Он хотел что–то еще сказать, но в это время послышался треск веток, звонкий голос крикнул: «Миша–а–аня! Иду–у!» — и на поляну выскочила давешняя спутница Огнева, приглянувшаяся Корнилову.

Она шла к ним, улыбаясь. В руках был огромный белый гриб. Такие большие Корнилов вообще редко видел.

Сейчас, днем, девушка показалась ему еще красивее. Мокрые прядки волос прилипли ко лбу, большие голубые глаза смотрели внимательно.

— Оленька, какой чудо–гриб! — крикнул Огнев. — Колосовик, наверное. А мы тут встретились, разговорились, — мужчина показал на Корнилова. Игорь Васильевич усмехнулся. Он–то и слова не успел сказать. — Этот товарищ нас вчера выручил.

Оля усмехнулась:

— Это я и без тебя заметила. Ты хоть познакомил бы…

Огнев развел руками:

— Да мы и сами еще незнакомы, я как–то не сообразил. — Он протянул руку: — Огнев Михаил Петрович. А это Оля.

Корнилов назвал свою фамилию.

— Фамилия у вас известная, — сказал Огнев. — Генеральская!

Оля улыбнулась и внимательно посмотрела на Корнилова.

— Фамилия у меня самая простая, — почувствовав этот пристальный взгляд и потому раздражаясь, ответил Корнилов. — А уж если в историю заглядывать, то каждый берет из нее то, что его больше интересует. Один — белого генерала, другой — героя Севастопольской обороны.

Фраза прозвучала зло, но Огнев не обиделся, а добродушно улыбнулся:

— Ну конечно, конечно. Разве в фамилии дело… Был бы, как говорится, человек хороший, правда, дочка?

Корнилов почувствовал, что краснеет. «Так она с отцом… А собственно, чего я здесь баланду развожу с ними? — подумал он. — Надо идти».

— К поселку эта дорога? — спросил он у Огнева. — Вы, наверное, так же хорошо, как историю, географию острова знаете?

Огнев усмехнулся:

— Знаю. В поселок, к Спасо–Преображенскому собору, надо брать левее, вот по этой тропке, — он показал на еле приметную дорожку, уходившую в сосновый бор. — Но учтите, молодой человек, ничего достойного внимания там вы не найдете. Собор малоинтересный, в псевдогреческом стиле… — Огнев хотел что–то еще сказать, но Корнилов перебил его:

— Спасибо. Собор меня мало волнует. Мне в поселок надо по делу.

— А–а… — протянул Огнев огорченно, словно жалел, что не сможет поподробнее рассказать Корнилову об этом соборе в псевдогреческом стиле.

Чем дальше шел Корнилов по тропинке, тем больше одолевало его беспокойство. Он вспоминал слова Иннокентия о болезни матери и думал о том, в каком состоянии ее застанет. А вдруг у нее что–нибудь серьезное?

Неожиданно лес кончился, и Корнилов увидел невдалеке, километрах в двух, большой белый собор на взгорке, несколько невысоких домиков среди зелени. Слева, в небольшом заливчике, покачивались у пирса потрепанные рыбацкие суденышки. На одном из маленькой трубы струился легкий дымок, да на баке было развешано белье.

Неожиданно на тропинке, сбегавшей от собора, появился безногий парень на тележке с колесиками. Отталкиваясь зажатыми в руках деревяшками, парень ловко скатился с горы. Ему было лет двадцать пять, не больше. Парень посмотрел внимательно на Корнилова, почему–то улыбнулся и спросил:

— У вас что курить есть?

— «Ява», — отозвался Корнилов, — закуришь?

— От «Явы» не откажусь, — сказал парень, подъезжая к Корнилову. — А то у нас тут одни «Южные». Нас ведь Петрозаводск снабжает. Из Ленинграда не привозят.

Он взял у Корнилова сигарету. Игорь Васильевич отметил, какие сильные и темные от загара у парня руки.

— Турист? — спросил парень, закурив.

— Да не совсем, — ответил Корнилов, глядя на инвалида и думая о том, где же его, бедолагу, угораздило потерять ноги: под трамваем, под поездом? — Совсем я не турист. Хотел как раз у тебя спросить… Дом престарелых где здесь размещается?

Он специально сказал «дом престарелых», а не инвалидов, боясь произнести при парне это слово.

— Здесь! — махнул парень рукой на собор. — В монастырских постройках. Мы тут прямо как монахи живем. А вы что, проведать кого приехали?

— Да у меня мать здесь, — начал Корнилов и увидел, как посуровело вдруг у парня лицо, а глаза, смотревшие мгновение назад так приветливо и доверчиво, стали злыми.

«Откуда я знаю это лицо? — подумал Корнилов. — Такое недоброжелательное, недоверчивое? Не по делу ли об ограблении в Гавани он проходил?»

— Ма–а–ать у вас здесь, — сказал парень, растягивая слова. — Понятное дело. Сходите проведайте… — Он отвернулся и собрался уезжать, а Корнилову стало так обидно от этого холодного тона, от этого несправедливого подозрения, что он неожиданно для самого себя сказал:

— Ничего тебе не понятно! Забрать я ее приехал. И знать не знал, что ее сюда отправили…

Слова прозвучали как оправдание, совсем по–детски, но Корнилов не мог не сказать их безногому парню.

Парень снова повернулся к Корнилову и присвистнул:

— Вон у вас какие дела… Чего же вы балакаете тут со мной? Мать–то знает?

— Нет, — сказал Корнилов. — Не знает… Сказали, что она тяжело больна… Может, ты знаешь ее? Корнилова Вера Николаевна… Такая худенькая, совсем седая.

— Чудак вы, — улыбнулся инвалид. — Да они здесь все седые и худенькие. А Веру Николаевну я знаю. Как же. Да она ведь и недавно на острове. Месяца три…

Корнилов склонился к парню:

—