Читать книгу - "Тебя убьют первым - Анна и Сергей Литвиновы"

– Радий Ефремович, между прочим, не только прослужил здесь, на Байконуре, больше десяти лет и подполковник в отставке. Он еще автор и исполнитель своих песен.

Откуда-то явилась гитара. Дед Рад долго уговаривать себя не заставил, подстроил ее. Начал петь. Голоском тихоньким, чуть дребезжащим, но приятным, и с большим чувством. И стихи были неплохие, а главное, байконурские, к месту.

– А на площадке самой дальней жизнь ощущается реальней. А почему, так это, право, не вопрос. Придется в шесть часов вставать и невозможно опоздать, ничто на свете не задержит мотовоз^[5].

Во время исполнения он со значением посматривал на сидевшую напротив него Елену. Она грустно полуулыбалась и вздыхала.

А мы с нашим экскурсоводом вели меж тем свой диалог.

– Скажи, ты ведь нездешний? Почему вдруг приехал сюда? Стал этим бизнесом заниматься?

– Прибыл однажды, как ты сейчас, на экскурсию. Космосом – да, до этого увлекался. Но воочию как-то меня здесь все окончательно поразило. И влюбился – и в места эти, и в пустыню, и в космодром. Стал приезжать, жить подолгу. Сначала экскурсии водил в музее, в городе. Потом вот потихоньку свой бизнес организовал.

– Уж не была ли в твоем переезде замешана женщина? – полушутливо осведомилась я.

– Возможно. – Он помрачнел и тему развивать не стал.

Постепенно парочки из нашей группы заканчивали ужинать, рассчитывались и уходили. Денис всем рассказывал, что стоянка такси рядом с рестораном, а до гостиницы берут шестьдесят рублей: «Если вдруг дадите шоферу сто, он вас просто расцелует». В конце концов остались только два старичка да Елена и Сенька с Элоизой. Он ей, почтенной матроне, стал оказывать знаки внимания. Она расспрашивала парня, как поступать в московские вузы, сколько стоит жить и снимать квартиру – у дамы подрастал, видимо, ребенок. Потом и Радий закончил свои сольные выступления с гитарой, и, наконец, все распрощались.

Столы официанты начали переставлять на прежнее место, и остались только мы вдвоем с Денисом.

* * *

Очень многие вещи могут вспугнуть женщину, причем необратимо. Запах, звук, свет. Неудачная реплика или шутка. Или мысль о своем внешнем несовершенстве. О паре лишних килограммов. Или о собственной порочности. Или страх последствий, какими бы они ни были.

Очень помогает дойти до конца любовь. Или исключительный такт партнера. Или, напротив, его увлекающая, сбивающая все преграды брутальность. И еще алкоголь, конечно, способствует.

Алкоголя получилось много, и казахский коньяк оказался весьма неплохим.

По тихому засыпающему городку мы дошли до дома Дениса. Я бережно несла в руках его тюльпанчик.

– Ты знаешь, что ты необыкновенная? – вдруг сказал красавчик.

– М-м?

– Да-да. Ты простая, умная, добросердечная. Ты не зазнайка, как многие москвички, и не себе на уме. Ты красавица, такие волосы и правильные черты… Ты полнокровная, настоящая – но очень плавная, ритмичная, и такие изящные руки, и глаз горит. Даже странно, как я не знал тебя раньше.

Мы поцеловались и поднялись наверх по спящей лестнице хрущевки.

Что-то в поцелуе было новое, и вкусное, и мешающее. И дом его, зассанная панельная хрущевка, смущал. Зато квартира оказалась чистенькая и тщательно убранная. Но мы уже мало что замечали. В голове мутилось от коньяка и от страсти.

И его порыв – но порыв неспешный, неторопливый, выдержанный; порыв со знанием дела – пробил многолетнюю защиту. Размягчил сухую корку. Он добрался, пожалуй, до самого моего сердца. Вспыхнул очень яркий, неземной свет, а потом все погасло. И я провалилась в сон. Глубокий, сладкий, долгий, без сновидений.

Среди ночи я проснулась от того, что со мной рядом нет Дениса. Я пошарила рукой по кровати, удивилась – и опять заснула.

Потом он лег подле, какой-то влажный.

– Ты где был?

– Душ принимал.

Он обнял меня, и все началось снова. Напряглись струны, открылись чакры, замелькал свет.

А потом я снова сразу уснула – совсем как девочка. И было жаль просыпаться – и того, что ночь, такая чу́дная, окажется позади.

Ведь днем все всегда бывает не так. И то, что случается ночью, обычно не повторяется.

Утром мы проспали.

Денис, правда, притащил мне кофе в постель. Но для того, чтобы не спеша посмаковать его, рассматривая партнера и квартиру, в которой я неожиданно проснулась, времени не оставалось. И не осталось времени на утренние нежности. Я бы даже, честно-честно, согласилась наплевать на то, ради чего сюда приехала – на пуск ракеты, и остаться на весь день с ним – а потом, в режиме нон-стоп, еще на одну ночь. Но я-то простой турист, а он – руководитель фирмы, принимающая сторона. Поступил бы он так – сразу рухнул в моих глазах. Дело для мужчины – прежде всего.

Поэтому я залпом осушила эспрессо – неплохой, кстати – и бросилась одеваться. При свете утра и беглом осмотре квартирка производила смешное впечатление. Чистенькая, со свежим и дешевым ремонтом, она была исполнена с восточным шиком: душноватые алые обои, плед на диване с изображением пантеры, полуголая литография над изголовьем кровати. Ясно, для чего, в представлении хозяина, сдавалось это жилье. И мы с Денисом тайную порочную хозяйскую задумку в жизнь воплотили.

Мой тюльпанчик Денис заботливо пристроил в вазочку. Я решила его не брать. В самом крайнем случае будет повод сюда вернуться.

– Времени нет, я доброшу тебя до гостиницы, у тебя будет полчаса, чтобы переодеться, – инструктировал меня мой случайный любовник. – А я пока задержу всех на завтраке и возьму тебе сухой паек. Что закажешь?

– Йогурт и пирожок с мясом, они здесь вкусные.

Денис подвез меня на своей машине прямо ко входу «Стартовой» и бросился в кафе, где туристы собирались на завтрак.

Я отправилась к себе на третий этаж и заценила, для чего в советских гостиницах делали обычно такие прямые и ооочень длинные коридоры – чтобы легче было сечь за всеми и контролировать нравственность. Где-то вдали открывались двери и выходил из своего номера дед Влад – но от него-то, кажется, мне удалось скрыться. Зато я столкнулась в коридоре нос к носу с Еленой. Она оглядела меня, открывающую спозаранку дверь своего номера, с ног до головы, оценила мой вид, вчерашнюю одежду и, похоже, еле удержалась от ехидного комментария – однако не скрыла своей загадочной иронической полуулыбки.

Уже будучи за дверью в своем номере, я показала ей язык и бросилась в душ.

В итоге группе пришлось прождать меня в автобусе лишних минут десять, за что я перед всеми униженно извинилась.

Деды мои и Арсений никак мое явление (без завтрака и запыхавшись) не комментировали, даже взглядами – хотя, на мой взгляд, на моем довольном, расслабленном, румяном и сытом лице легко все читалось. Да и чувствовала я себя прекрасно. Вот так живешь, живешь, свыкаешься со своим одиночеством и даже перестаешь помнить, как же это прекрасно – любить и быть любимой. Я словно переродилась за одну ночь, сбросила старую шкурку, стала другим человеком – гораздо более совершенным, что ли. Как будто невидимые полости во мне, которые еще вчера незаметно провисали, как безжизненные крылья стрекоз или сухие тряпочки, теперь наполнились, заискрились, затрепетали.