Читать книгу - "Правитель империи - Олесь Бенюх"

— Но ведь врачи говорили, что ты сможешь выйти только через неделю, продолжала Беатриса несколько более приветливо.

— Врачи! Что они знают о моей любви к тебе? — Раджан прижал к себе Беатрису, ощутил, что под халатиком у нее ничего не было. Наклонившись, он хотел поцеловать ее в грудь, но она быстро отступила на шаг.

— Что-нибудь случилось? — Раджан недоуменно посмотрел на нее.

— Просто я еще не проснулась, — ответила Беатриса отчужденно.

«Что-то все же происходит, — думал Раджан, снимая пиджак, развязывая галстук. — Такой холодной встречи еще не было. Может быть, у ее отца какие-нибудь неприятности? Или она нездорова? Или она все еще находится в состоянии депрессии после убийства ее кумира?». Эти и многие другие мысли проносились в голове Раджана. Беатриса ушла в свою спальню и находилась там довольно долго. Раджан достал из холодильника банку мангового сока, раскрыл ее, отпил немного. Подошел к бару, достал бутылку виски, налил полстакана. Сделав глоток, он с отвращением сморщился, поставил стакан на стойку. Собственно, не понравился ему запах. Вкуса он не ощутил ни когда пил сок, ни когда глотнул виски. «Добрые боги! — молил Раджан. — Защитите мою любовь, жизнь мою защитите!».

Появилась Беатриса. Она словно и не спала вовсе — смотрела глубокими, широко раскрытыми глазами, щеки в персиковой пудре, губы в необычной бледно-лиловой помаде. Стального цвета костюм с наглухо застегнутым воротом делал ее старше, придавал лицу строгое, почти суровое выражение.

— Сядем, Раджан, — глухо, спокойно произнесла она. — Нам надо поговорить.

«Это не Беатриса, — ужаснулся про себя Раджан. — Это совсем чужая женщина. А с чужой о чем говорить?». Однако он покорно опустился в кресло напротив Беатрисы, покорно ждал ее слов.

— Поверь, Радж, милый, мне нелегко сделать то, что я собираюсь. Но я должна. Недавно я открыла для себя тяжкую, но непреложную истину — любовь умирает. И вряд ли имеет значение, умирает она сама или ее насильно отправляют в небытие. Главное в том, что ты просыпаешься однажды и понимаешь, что ее уже нет.

«Как на похоронах, — подумал Раджан тоскливо, поежившись. — Как на собственных похоронах. Он сидел на кончике кресла, понурив голову, глядя в пол. — Самое ужасное будет, если она начнет меня сейчас утешать».

— Я понимаю, — Беатриса тоже избегала его взгляда, смотрела на экран отключенного телевизора, — тебе, может быть, сейчас тяжело. Но я, увы, ничем не могу помочь.

— Что ты говоришь? — вскричал Раджан. — Или я сошел с ума? Или это недобрый розыгрыш? Скажи, ну скажи, что это розыгрыш! — требовал он, чуть не плача.

Беатриса пожала плечами.

В спальне Беатрисы послышался кашель. Раджан поднялся на ноги, в изумлении посмотрел на девушку, сделал шаг по направлению к двери спальной. Беатриса тоже поднялась, словно защищая собой кого-то, видимого лишь ей.

— Вот даже до чего дошло, — сокрушенно произнес Раджан, и добавил тихо: — Кто он?

— Какое это имеет значение? — ее щеки зарделись, голос осекся. Впрочем, какой это секрет. Там Бобби Кеннеди.

— И давно это у вас? — страдальческая улыбка едва тронула губы Раджана, он поднял глаза на Беатрису и тут же их опустил. Если бы она знала, чего стоила ему эта улыбка. Если бы она только знала!

— Давно — недавно — разве это существенно?

— Все-таки я хотел бы знать.

Беатриса уронила голову на руки и так сидела долго, очень долго. Наконец наклонилась к Раджану, проговорила в каком-то исступлении:

— Это случилось после того, как ты попал в госпиталь.

Обхватив голову руками, она застонала, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Ах, не о том мы говорим, совсем не о том!

— А о чем же надо говорить? — печально улыбнулся Раджан, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из его глаз и ужасно боясь этого.

— Откуда я знаю — о чем? — Беатриса обреченно вздохнула. — Знаю одно — мне так безумно было жаль Джона Кеннеди. И мы все так боялись, чтобы Бобби не сделал чего-нибудь с собой. Ты не подумай, что я пытаюсь оправдаться. Нет, иногда я мучительно тяжко продираюсь сквозь дебри собственной души. Хочу понять себя.

«Жалость — ближайший сподвижник любви, — думал Раджан. Мать жалеет дитя, жена — мужа, здоровый человек — увечного или неизлечимо больного. Почему же ты, моя Беатриса, меня не пожалела? От твоей жалости я не отказался бы. Она удержала бы любовь. Жалость — надежный якорь. Но ты пожалела другого. О, добрые боги, огромную обиду, видно, нанес вам я и весь мой род, что вы так бессердечно наказываете меня. Но я не ропщу. Я приемлю ваше проклятие со светлой и тихой душой».

Неожиданно он вспомнил диско, куда они как-то забрели с компанией подвыпивших друзей. Как завораживали рев и гром оркестра, сверкание линз прожекторов, брызги разноцветных вспышек, тени дергавшихся фигурок, потерявших способность ориентироваться во времени, в пространстве, в жизни. И теперь она напоминала ему одну из них, запомнившуюся лучше других бледную, худую, с горящими глазами и космами ведьмы и откровенно сексуальными дерганиями уличной потаскухи. Напомнила взглядом. Все другие аналогии шли от обиды. «Но ведь я люблю эту ведьму, эту потаскуху! Я умру без нее!».

Раджан встал с кресла, прошелся по комнате, поправил несколько безделушек, поставил бутылку виски в бар.

— Я ухожу, — глухо сказал он, приблизившись к Беатрисе и глядя теперь прямо в ее глаза. — Вещи мои отошлешь по адресу, который я тебе сообщу.

Он помолчал, улыбнулся своей печальной улыбкой:

— Я ни о чем не жалею. Я был счастлив.

Он подошел к двери, взялся за ручку, посмотрел на Беатрису. Вымолвил, словно смертельно раненый:

— Прощай, любимая.

— Прости, если сможешь, — воскликнула она, подбегая к нему. — Мы ведь друзья, правда?

Последний его взгляд Беатриса запомнила навсегда — на нее смотрел человек, которому нечего было терять в этой жизни.

— Я убил бы тебя, если бы мог! — воскликнул он громко и страстно. Но нет, не могу.

Лифт умчался вниз, а Беатриса стояла в коридоре, прислонившись к стенке щекой, и беззвучно рыдала…

Когда она вернулась, Бобби ставил на стол поднос с легким завтраком: овсяная каша, яйца в мешочке, масло, джем, поджаренные хлебцы. Стройный, широкоплечий, загорелый, счастливо наделенный на редкость правильными чертами лица, он знал, что нравится женщинам, иногда бравировал этим. Еще несколько лет назад он профессионально играл в теннис, чему щедро способствовали его природные гибкость и ловкость. Молочного цвета просторный костюм в какой-то мере скрывал красоту его фигуры, но Беатриса знала теперь каждую родинку на его теле, овалы мускулов, бледно-голубые ниточки вен. Хмурая, заплаканная, она подошла к зеркалу.

— Что-нибудь экстраординарное произошло? — поинтересовался он небрежно, бросив на нее, казалось бы, мимолетный, но на самом-то деле цепкий, внимательный взгляд. Поцеловал ее ласковым и долгим поцелуем в обнаженное плечо.