Читать книгу - "Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь"

Лидия зашла в кабинет как-то боком, сразу увидела Алешина и усмехнулась.

– Присаживайтесь, гражданка Машкова, – сделал приглашающий жест следователь, – располагайтесь, давайте паспорт, разговор у нас будет долгим.

Алешин зашевелился, пытаясь что-то объяснить Лидии жестами, но Константин Петрович быстро его остановил:

– Что, Максим Максимович, жарко? Я вам предлагал пальтишко снять.

– Какой Максим Максимович? – удивилась Лидия. – Это же Володька Махов. Володь, ты что, врал мне, что ли?

– Спокойно, гражданка Машкова. Между вами проводится очная ставка.

– Я протестую, – решительно заявил Алешин, – очную ставку можно проводить только в присутствии адвоката.

– Хорошо, – миролюбиво сказал Константин Петрович, – вызывайте своего адвоката.

Он озабоченно посмотрел на часы.

– Впрочем, мой рабочий день заканчивается меньше чем через час. Придется вам, Максим Максимович, провести эту ночь у нас в СИЗО.

– Как в СИЗО? – испугался Алешин. – Я не хочу в СИЗО, я незаконно задержан и требую прекратить этот вопиющий произвол.

– Какой произвол? Все по закону. Со следствием вы сотрудничать не хотите, подозреваетесь в покушении на убийство господина Горчакова, так что я могу вас задержать на трое суток до выяснения обстоятельств. А вы, гражданка Машкова, можете быть свободны до завтра, до… – Константин Петрович взглянул на часы, потом поднял глаза кверху, пожевал губами и, наконец, закончил фразу, – до 12:30. Если вам нужен адвокат, приводите. Давайте вашу повестку.

– Нет, – закричал Алешин, – не отпускайте ее! Это она все придумала! Это она яд достала и хотела Горчакова отравить, она, она, она!

Он уже не контролировал себя: брызгал слюной, взъерошивал волосы, вскочил и, кажется, собирался на нее накинуться, но она его опередила. Каким-то незаметным движением она сбила его с ног и спокойно стала двигаться к выходу из кабинета. Алексей метнулся из «тайника» и оказался перед дверью кабинета следователя ровно в тот момент, когда она открыла дверь.

– Куда же вы, Лидия Ильинична? – ласково спросил он.

– А я ее отпустил, – безмятежно заявил Константин Петрович?

– Как? – вроде бы удивился Алексей. – А неопровержимые доказательства ее причастности к убийству супругов Горчаковых в сговоре с гражданином Алешиным Максимом Максимовичем? А пальчики на бутылке? А записи телефонных разговоров?

– Да пусть идет, – так же безмятежно махнул рукой следователь. – Куда она денется с подводной лодки? За ней же следят круглосуточно.

– А, ну тогда конечно, пусть идет, – разрешил Алексей и даже посторонился, пропуская женщину.

Но она передумала выходить.

– Какое убийство Горчаковых? Вы чего, с дуба рухнули, блин? Да когда их убили, я на смене суточной была, Машку Косихину подменяла, у нее девчонка в школе руку сломала. Она туда на нашей тачке разъездной поехала, а я осталась. Не было меня там, не было. И ни о какой бутылке я не знаю. У Ваньки да, бутылки брала в руки, разглядывала. Интересно ведь, какое бухло белая косточка пьет. Да он и не пил никогда. Сколько в бутылках было, столько и оставалось от приезда до приезда. Только иногда новые бутылки появлялись. А про яд я вам уже говорила. Это вот этот гражданин принес и предложил их с невестой разыграть, сказал, что слабительное. Вот и все. Я тут совершенно ни при чем.

– Ты, дура, – завопил Алешин, – ты со своими мозгами куриными, это ты виновата. Это ты придумала, что имеешь право на наследство. Кто говорил, что скоро все станет твоим? Кто по квартире расхаживал и вещи переставлял? Кто плащ Ивана Горчакова топтал? Кто в мамашину комнату залезал и все там из шкафа выбрасывал?

– Молчи, сволочь. Ты думаешь, я не знала, кто ты такой? Да я в первые же дни тебя выследила и все про тебя узнала. Ты, козел, думаешь, очень мне нужен был? Мне интересно было, как ты будешь потом перед Иваном оправдываться. Я тебя, как козявку, на булавке держала, понял ты, слабак? Давай, мамаше нажалуйся. Она тебя на это место устроила, а ты напакостил, сморчок убогий.

Константин Петрович и Алексей с большим интересом слушали этот монолог. Вот как, значит. Иван думал, что оставляет квартиру в надежных руках, а оказывается, в этой квартире проживала жадная, вероломная женщина, претендующая на наследство. Интересно, какое?

– Все, замолчали все! – прекратил сцену следователь. – Будете говорить? – обратился он к Алешину.

– Не слушайте его, он все врет, – заорала Лидия. – Еще раз спрашиваю: будете говорить?

– Буду, – гордо заявил Максим Максимович.

Не без труда Алексею удалось вывести Лидию из кабинета. Он, довольно грубо удерживая ее одной рукой, другой открыл дверь рядошного кабинета, о котором заранее договорился с Константином Петровичем, и указал на стул:

– Садитесь, Лидия Ильинична, разговаривать будем.

– Никуда я не сяду. Меня вообще отпустили. Кто ты такой, чтобы я с тобой разговаривала?

– Я майор Пронин Алексей, грубить мне не советую, а советую во всем признаться.

– В чем признаться? Я уже все рассказала, что вы ко мне пристали?

– На какое такое наследство претендуете, гражданка Машкова? – спокойно и даже как-то расслабленно спросил Алексей.

Она вдруг как будто наткнулась на препятствие, опустила глаза и стала перебирать концы теплого шарфа.

А ведь хорошо, что вчера съездили к Анатолию, подумал Алексей. Теперь у Натальи есть теплые вещи.

– Так что, будем говорить или в камеру пойдем?

Лидия встрепенулась, сцепила руки в замок и сказала:

– А что говорить? Бред этого интригана повторять? Я оправдываться не собираюсь. Да, показывала ему театр, говорила, будто наследница всего, а он, идиот, верил. И все выспрашивал, все ему интересно было, как да что. Я ему наврала, что моя мать переспала с отцом Ивана, и я его сестра. Я ведь тоже Ильинична. Смешно?

– А кто ваш отец на самом деле? – спросил Алексей. – Не знаю, мамаша мне не рассказывала. Конечно, чушь всякую несла о том, что он очень богатый человек, что живет за границей и скоро нас заберет к себе. Я примерно класса до пятого в это верила, а потом как-то услышала в гостях у одной подружки, как ее мать говорит обо мне с приятельницей, что, мол, я – неподходящая подруга для ее дочери, и отец у меня – погибший летчик. И что она бы меня на порог не пустила, только моя мать прекрасная портниха. Я тогда домой пришла и у матери спросила про летчика. Почему она мне врет, что отец живет за границей, когда он погиб? Мамаша заплакала и больше меня к этой подружке не пускала, у ее матери перестала брать заказы. Я только через несколько лет поняла, что такое «погибший летчик». Конечно, был какой-то отец, но для меня он сразу как бы погиб. Короче, кто он, я не знаю.

– И на самом деле вы на наследство супругов Горчаковых не претендуете? – полуутвердительно спросил Алексей.