Читать книгу - "Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

Джок уже был дома, скрупулезно невпечатленный моим ранним подъемом. Мы не подвергли друг друга допросу. Пока он готовил мне завтрак, я тихонько сунул «Драть твою псину» канарейке в клетку.

После чего немного вздремнул, пока не позвонил Мартленд.

— Слушайте, Чарли, — прокрякал он, — ничего не выходит. Я не могу организовать всю эту дипломатическую канитель, Мининдел велел мне идти и себе в килт напрудить.

Я был не в настроении служить игрушкой в руках мартлендов этого мира.

— Очень хорошо, — бодро отбарабанил я, — давайте обо всем этом просто забудем.

И повесил трубку. После чего переоделся и проложил курс к «Кафе Рояль» и ланчу.

— Джок, — сказал я уже на пороге. — Вскорости мистер Мартленд будет телефонировать снова с известием, что все в конце концов уладилось. Скажи ему «Хорошо», будь добр? Хорошо?

— Хорошо, мистер Чарли.

«Кафе Рояль» полнилось людьми, делавшими вид, что они заглядывают сюда частенько. Ланч мне понравился, но не помню, каков он был.

Когда я вернулся в квартиру, Джок доложил, что Мартленд являлся лично — приехал аж из того, что он называет Кэнонбери, чтобы попререкаться со мной непосредственно, однако Джок дал ему от ворот поворот.

— Он, черт бы его взял, чуть на коврик не нахаркал. — Так метко Джок обрисовал Мартлендово прощальное настроение.

Я отправился в постель и читал книжку непристойного содержания, пока не уснул, что случилось вскоре. Хороших неприличных книжек теперь не сыщешь, перевелись умельцы, понимаете? Эти шведские с цветными фотографиями — хуже всех, как считаете? Точно иллюстрации к справочнику по гинекологии.

Меня разбудила миссис Спон — ворвалась ко мне в спальню в красном и мокром на вид брючном костюме; напоминала она нелиняющую блудницу в пурпуре. Я сокрылся в простынях, пока она не поклялась, что всего-навсего пришла сыграть в кункен. Играет она в него божественно, но везет ей, бедняжке, просто кошмарно: обычно я выигрываю у нее шесть-семь фунтов, но, с другой стороны, она с меня содрала целое состояние за оформление интерьера. (Моя неизменная практика: играя в кункен, случайно оставлять одну карту в коробке — поразительно, сколько остроты извлекается из осознания того, что в колоде недостает, к примеру, девятки пик.)

Через некоторое время миссис Спон, как обычно, пожаловалась на холод — я не потерплю у себя центрального отопления, оно портит антикварную мебель и пересушивает трубы. Поэтому она, как, опять-таки, обычно, забралась ко мне в постель (послушайте, бога ради, да ей, должно быть, седьмой десяток), и мы какое-то время поиграли с ней в «ладушки». Затем она звонком вызвала Джока, и тот принес обнаженный меч, чтобы мы положили его между собой, а также множество горячих сэндвичей с пастрами на чесночном хлебе. Мы пили «вальполичеллу» — адски действует на прямую кишку, но вкусно и так недорого. Я выиграл у нее фунтов шесть-семь; у нас был такой славный вечер; слезы на глаза наворачиваются, стоит мне его вспомнить. Но какой толк лелеять подобные мгновения, когда они случаются? Они от этого портятся — их следует только вспоминать.

Когда она после финального раунда «ладушек» отбыла, Джок принес мне мой паек на сон грядущий: виски, молоко, сэндвичи с курицей и гидроокись алюминия для язвы.

— Джок, — сказал я, учтиво его поблагодарив, — мы должны что-то сделать с гадким Персом, юным мерзавцем мистера О'Флагерти.

— Я уже что-то с ним сделал, мистер Чарли. Утром, вы еще не встали.

— В самом деле, Джок? Ну честное слово, ты обо всем подумал. Ты сделал ему очень больно?

— Ну, мистер Чарли.

— Батюшки. Не?..

— Не-а. Хороший дантист исправит минуты за две. И это... он, наверно, пока не захочет ни за кем ухаживать, если вы меня поняли.

— Бедняжечка, — сказал я.

— Ну, — подтвердил Джок. — Спокойной ночи, мистер Чарли.

— И вот еще что, — бодро сказал я. — Меня тревожит гигиеническое состояние канарейкиной клетки. Ты не мог бы проследить за тем, чтобы в ней поскорее убрали, пожалуйста?

— Я уже проследил, мистер Чарли. Пока вы ходили на ланч.

— О. И все в порядке?

— Ну. Еще бы.

— Что ж, спасибо, Джок. Спокойной ночи.

В ту ночь я спал не очень хорошо.

Если бы Крампф либо Глоуг отошли от намеченного плана, я бы вынес его на своих плечах единолично, но два идиота в команде из трех человек — это уж как-то слишком. Когда Фугас Глоуг только вышел на меня, я ему сразу сказал, что в мои намерения не входит помогать ему с шантажом его августейшего Одноклассничка, — я был готов единственно познакомить Фугаса с Крампфом. Позднее же, когда Крампф предложил мне использовать фотографию — не ради грубой денежной дойки, а лишь в целях обеспечения экспорта ему «горячих» произведений искусства, — я ему позволил медленно выжать из меня неохотное согласие, но только при условии, что я сам напишу сценарий и сыграю как главную роль, так и комическую. Однако Шнобель Дуранте[58]никогда не уставал повторять: «Всем хочется залезть на сцену». Глоуг уже поплатился за эту горячку рампы, а теперь выходит, что и Крампф получает, по крайней мере, предварительный счет.