Читать книгу - "«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике - Николас Блейк"

– Кого? – спросила озадаченная Джорджия.

– Питер путает метафоры, – объяснила Элисон. – Суть в том, что он наконец-то нашел комнату в клубе «Теймфорд», где проходят их встречи, и считает, что в следующий четверг там состоится какое-то важное мероприятие. Мы собираемся прийти туда без приглашения.

– Мы? Но наверняка…

– Нам необходимо там быть, Джорджия, – серьезно произнес Питер. – Посмотреть на присутствующих. Неужели вы не понимаете? Там могут оказаться люди, которые не являются завсегдатаями клуба.

– Но… это же выдаст меня с головой. После такого «А.Ф.» и на милю не подпустит меня к себе. Собственно, я пока к ним и не подобралась. Однако…

– Вы не пострадаете. Просто выслушайте меня. Вот как мы намерены это сделать…

В тот четверг вечером постоянные посетители клуба «Теймфорд» не в первый раз увидели молодого Бретуэйта сильно перебравшим. При всем том большинство их способно было сохранять диктуемое хорошим воспитанием безразличие по отношению к чему угодно, за исключением массовой резни среди них. Весьма прискорбно уже то, что сюда допустили профессионального игрока в крикет – разумеется, Бретуэйт не совсем обычный профессионал, – но может же он хотя бы достойно вести себя, когда приходит в клуб. Помимо того, разразится жуткий скандал, если сеньор Альварес поймет, что происходит между его женой и молодым спортсменом. Тем не менее в интересах благопристойности и своего пищеварения завсегдатаи готовы были закрыть глаза на очень многое.

Однако сегодня вечером Питер Бретуэйт подвергал их терпение серьезному испытанию. Мадам Альварес еще не появлялась, это правда; может, и хорошо бы ей появиться, поскольку Бретуэйт совсем распоясался, и никто из его компании не в состоянии обуздать его.

Компания состояла из Элисон Гроув, Джорджии и ее кузена Рудольфа Кавендиша – респектабельного молодого члена парламента от консерваторов, которого Джорджия, отчасти из политических соображений, а отчасти из чистого озорства, пригласила четвертым в их группу. Рудольф был весьма рад возможности познакомиться с известным игроком в крикет, но теперь начал сожалеть об этом. Знаменитость наваливалась на стол, уставившись на молодого человека несфокусированным взглядом, и во весь голос отпускала замечания:

– Кавендиш! Вы же Кавендиш, верно? Да, я так и думал, у меня великолепная память на лица. Ну, Кавендиш, я вам кое-что скажу. Этот клуб нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Тут такое происходит, что вы с трудом поверите. О да, происходит. Не смейте мне возражать, Кавендиш. Щекотка здесь положенная. Пардон. Я хотел сказать, положение здесь щекотливое. Определенно щекотливое.

Рудольф в легком отчаянии взглянул на Джорджию.

– Это для меня новость, – произнес он.

– Осмелюсь заявить, Кавендиш, если бы все было известно, многое стало бы для вас неожиданностью. Прошу, позвольте мне продолжить. Я не против, если люди немного поиграют – живи и давай жить другим, вот что я говорю, – однако меня возмущают, глубоко возмущают эти тайные делишки. Если я хочу сделать ставку, мои деньги ничуть не хуже любых других. Вы согласны?

– Ну, конечно, согласен, старина.

– Не перебивайте, Кавендиш. Прекрасно известно, что в этом заведении играют в рулетку…

– Заткнись, Питер. Возьми себя в руки! – велела Элисон.

– Ага, ты ревнуешь. – Питер погрозил ей пальцем. – Моя хорошая подруга, мадам Альварес, очаровательная женщина, без упреков… безупречная, она так мне сказала.

– Сказала вам о чем? – поинтересовался Рудольф.

– Ну же, Кавендиш, возьмите себя в руки. Может, вы и член парламента – я знаю это только со слов Джорджии, – но слушатель вы отвратительный. Она сообщила мне, что здесь играют в рулетку. Вы полагаете, мой добрый друг, что мадам Альварес лгунья?

– Нет, разумеется, нет. Но…

– Вот именно, Кавендиш. Вы попали в самую точку. Может, он и не красавец, зато попал в самую точку. – Питер постучал себя по лбу, широко улыбаясь смущенному Рудольфу. – Поскольку собирались сказать: почему это всем и каждому тут позволено играть в рулетку, а мне не разрешают? Чистой воды снобизм. Я им покажу. Я не очень-то и хочу играть, однако я не потерплю снобизма. Я пожертвую собой, – заносчиво добавил Питер, – в интересах демократичности спорта.

Он дождался, пока большинство ужинавших гостей занялись кофе и бренди, прежде чем продолжить спектакль. Официанты теперь меньше сновали туда-сюда, и Питер подгадал свои наиболее яркие реплики к тому моменту, когда ни одного из них не было поблизости. Однако Джорджию терзали дурные предчувствия, как бы он не переиграл и не завалил все дело. Питер был слишком хорошим актером, чтобы переиграть пьяного, но Джорджия угадывала в нем скрытое безрассудство, которое могло подтолкнуть его к розыгрышу своих карт иными способами. Если бы она была поклонницей крикета, то знала бы, что великолепное мастерство Питера Бретуэйта как бэтсмена слегка портила склонность «увлекаться». Энергичный темперамент, который поднял его способности в крикете до таланта, сказывался также в серьезных промахах. Дурное предчувствие Джорджии в сочетании с искренней неловкостью из-за сцены, которую Питер разыгрывал, придало ей требуемый вид беспокойства, смущения и раздражения, когда настал момент совершить следующий шаг.

– Более того, – заявил Питер, – я собираюсь сделать это прямо сейчас.

Он поднялся, не совсем твердо держась на ногах. Рудольф Кавендиш схватил его за смокинг и попытался вернуть на стул, но Питер скинул его руку.

– Оставьте меня в покое, а не то я вас сильно огорчу! – угрожающе воскликнул он. Теперь уже все присутствующие смотрели на них не отрываясь.

Джорджия жестом извинилась перед другими двумя членами их компании.

– Нет. Позвольте мне. Уверена, я с ним справлюсь, – прошептала она и, взяв Питера под руку, повела к выходу. – Идемте, – произнесла она громче, – я тоже хочу повеселиться.

– Вот умница.

Даже за дверями, в пустынном холле, Питер ни на секунду не перестал играть. Хитро глядя на Джорджию с пьяной сердечностью, он сказал:

– Сколько же там пучеглазых напыщенных ничтожеств. Они мне не нравятся. А теперь следуйте за мной. Я знаю, куда идти.

Они поднялись по лестнице. Питер постучал в дверь с надписью «Управляющий». Мадам Альварес приоткрыла дверь, и он протиснулся внутрь мимо нее. Джорджия цеплялась за его руку.

– Прошу меня извинить, – сказала она, сопровождая свои слова взволнованным жестом. – Я не могу… мистер Бретуэйт немного не в себе. Пожалуйста, Питер, пойдемте и перестаньте мешать людям. Мадам Альварес занята.

– Никогда не занята настолько, чтобы повидаться со мной, правда, дорогая? – Он прислонился к отделанной панелями стене, заложив руки за спину и приветливо улыбаясь мадам Альварес. – Я хочу играть в рулетку.

В глазах женщины мелькнул страх. Уголки губ, дрожа, поползли вниз. Она бросилась к Питеру, попыталась оттащить его от стены, сильно встряхнула. Питер не поддался. Тогда она села за письменный стол, спрятав под ним трясущиеся руки.