Читать книгу - "Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь"

– Уже завтра?

Ему показалось, или она действительно сожалеет, что все закончилось? Может быть, он ей тоже небезразличен? И ведь не спросишь. А вот взять и спросить. Вот сейчас он…

– У тебя телефон надрывается.

Наталья показывала половником в сторону его комнаты.

Звонил Иван.

– Слушай, а можно я завтра в Питер смотаюсь? – Зачем?

– Так просто.

– Я тебе уже предлагал в Лондон съездить, а ты не поехал, а сейчас вдруг приспичило.

– Не в Лондон, а в Париж ты мне предлагал, но это не важно. Просто хочу чем-то заняться, а то сидеть тут скучно.

– Завтра будет чрезвычайно весело. Очная ставка у тебя будет с несколькими людьми.

– Погоди, я что, опять подозреваемый?

– Не знаю, не знаю, – с капризными нотками в голосе ответил Алексей. – Пока не знаю, – уже серьезно заключил он, – но ты должен опознать нескольких людей.

– А, ну тогда ладно. Во сколько быть?

– Давай часикам к десяти в отдел. Пропуск я тебе закажу.

– А Наталья Сергеевна будет?

– Тоже не знаю, даже, где она, не знаю. – Врешь!

– Так, это уже ни в какие ворота. Что значит – вру? Я вообще-то офицер.

– Ладно, прости. А когда она вообще в городе появится?

– Своевременно.

Алексей нажал отбой и засмеялся.

Собственно, смеяться было не над чем. Выйдет Наталья из его квартиры и непременно встретится с господином дипломатом. А там все может быть. Молод, хорош собой, богат. Главное – богат. Что еще девушке надо? Нет причин не выйти за него замуж. Хотя есть такая девица, которая ему предпочла богатого мусульманина, да еще с гаремом.

Наталья сидела за столом перед тарелкой с едой и осторожно ковыряла в ней вилкой. Алексей уселся напротив и тоже потянулся к еде. Опять что-то вкусное. Ох, как он будет отвыкать от этих ужинов?

Около 7 часов вечера позвонила Татьяна – жена Василия – и попросила завтра представить ее коллективу.

– Танюш, давай после обеда или даже послезавтра, – попросил Иван, – у меня завтра важное мероприятие в милиции.

– Где? – удивилась Татьяна, а потом засмущалась. – Ох, извини, я забыла совсем, ты же в наследство вступил не так просто. Хорошо, давай послезавтра, только точно.

– Договорились. Слушай, а где Василий?

– Спит твой Василий. Днем умучался с детьми играть в черепашек Ниндзя, вот и прилег.

– Не заболел?

– Нет, не волнуйся. Ночью читал какую-то очередную диссертацию, весь исстонался, что бред, но дочитал уже под утро. А днем вот с детьми. Поэтому и заснул. Ничего, есть захочет, проснется, – заключила Татьяна.

Счастливые люди: с детьми играют, спят, когда захотят, с женой разговаривают о том, что диссертация бредовая. Это, наверное, и называется счастьем. Именно такая спокойная жизнь, а не суета с развлечениями, постоянными банкетами в ресторанах и толчеей в аэропортах. Как-то мама сказала ему о том, что была счастлива только рядом с мужем и сыном. Иван тогда очень удивился: у его мамы была интереснейшая жизнь: постоянные репетиции, спектакли, гастроли, конкурсы, встречи с ведущими певцами и дирижерами мира, а она, оказывается, стремилась к домашнему уюту и теплу родного плеча.

Иногда Иван задумывался над тем, кого мама больше любила: его или отца. Ему казалось, что отца. Ведь часть забот о сыне она переложила на свекра. А потом он понял: она хотела дать сыну самое хорошее образование. Для этого дед подходил лучше всего. Он был блестяще образован, эрудирован и хорошо воспитан. Отец, конечно, тоже был и воспитан, и образован, но он был постоянно занят. И дед с удовольствием занялся внуком. Мама потом сказала Ивану, что он продлил деду активную фазу жизни. Столько, сколько он узнал у деда, он не узнал ни у кого. В институте во время какойнибудь сложной лекции он вдруг ловил себя на мысли, что дед ужу давал ему этот материал давно, объемно и не так нудно. Однажды он понял, что то, что лектор излагал в течение двух академических часов, дед играючи рассказал ему, десятилетнему, минут за двадцать. Причем на понятном языке, хотя и со специфическими терминами, потому что весь запас дипломатических понятий был известен маленькому Ивану лет с восьми. Тоже, кстати, с подачи деда. Дед именно готовил его для дипломатической работы.

Интересно, а вдруг Иван не захотел бы быть дипломатом, а захотел быть, к примеру, хирургом? Брр, даже представить страшно – ковыряться в живом человеке. А если следователем? Или поваром? Нет, не хотел Иван никогда быть никем другим, и теперешняя работа ему очень нравилась. И нечего себе придумывать. Жаль, что не получится поездка в Питер, хотя отпуск еще длинный, съездим.

Наталья раздумывала, как бы половчее выспросить у Алексея про его бывшую жену. Интересно ведь, что за женщина была рядом с ним. Главное, повода никакого не было поговорить о его семейной жизни.

– Слушай, Алеша, а где твоя жена держала… сотейник? – как-то вдруг, без подготовки, спросила она и сама удивилась.

– Сотейник? А зачем тебе сотейник? Кастрюлька обычная не подойдет? Вот ковшик есть маленький.

Он полез куда-то на антресоли, которые Наталья до этого момента и не замечала. Они хитрым образом были замаскированы под низкий потолок.

– Да нет, мне нужен именно сотейник, – настаивала Наталья, сама удивляясь: для чего она привязалась к этому сотейнику, а главное, что она с ним будет делать, если он на самом деле есть в хозяйстве Алексея.

– Сотейника как такового нет. Правда, возьми вторую сковородку. Не на роту же ты будешь готовить.

– А как твоя жена без него обходилась?

Алексей удивленно посмотрел на нее. Она постепенно заливалась краской. Стесняется, что ли? Дался ей этот сотейник! И вдруг он понял: она таким образом хочет узнать о его бывшей жене. Понял и обрадовался: значит, он ей небезразличен.

Он слез с табуретки, на которую взобрался в поисках пресловутого сотейника, сполоснул руки под краном и сказал:

– Моя бывшая жена готовить не умела, считала это занятие недостойным ее неземной красоты, поэтому никаких экзотических предметов утвари не заводила, обходилась тем, что у меня было. Андестенд?

– А ты где с ней познакомился?

– Тебе правда интересно? – Интересно.

– Не хочется вспоминать. Брак наш продлился около полугода, можно сказать, что я только паспорт себе испортил этим штампом.

– А ты ее любил?

– Нет, не любил. Я ее пожалел. Впрочем, не знаю. Я и тогда не понимал, для чего женюсь. Никаких причин не было жениться. Видимо, от одиночества свихнулся.

– И даже счастлив ни одной минуточки не был?

– Пожалуй, не был. Знаешь, меня воспитывали старики. Про молодую семейную жизнь я ничего не знаю. Мама всегда была одна. И как это бывает в нормальных семьях, когда все друг друга любят, я не знаю. Дед и бабушка, конечно, были образцовой парой, но это было не то. Я все хотел понять, как это идти с мамой и папой по улице, и чтобы папа обнимал маму за плечи. Я один раз такую семью здесь, на Арбате, встретил и стал все время об этом думать. И мальчишка с ними был как раз моего возраста, и они его вместе подкидывали – перебрасывали через лужи. А я всегда шел только с мамой или маминой подругой тетей Верой. Они, конечно, очень старались, чтобы я вырос нормальным, без комплексов, но у них все равно не получилось. И первый комплекс во мне – это моя неудачная женитьба.