Читать книгу - "Колесо тьмы - Линкольн Чайлд"

— Расскажи мне, Констанс, что за открытие побудило тебя покинуть монастырь с такой поспешностью.

— В двух словах. — Она понизила голос: — Я приняла твою просьбу близко к сердцу и проводила изыскания.

Пендергаст, в свою очередь, тоже понизил голос:

— А как это — проводить изыскания в тибетском монастыре?

Констанс подавила мрачную усмешку:

— Дерзко и бесцеремонно. Я пошла во внутренний монастырь и встретилась там с монахами.

— Вот как.

— Это был единственный способ. Но… как ни странно, похоже, меня ждали.

— Продолжай.

— Они оказались на редкость обходительны.

— В самом деле?

— Да, но я не очень понимаю почему. Монахи во внутреннем монастыре в самом деле не знают, что представляет собой этот артефакт и кто его создал. Лама Тубтен был прям и откровенен в этом отношении. Вещь привез из Индии некий святой праведник, для того чтобы спрятать и хранить в тайне высоко в Гималаях.

— И?..

Констанс помедлила.

— Кое-что монахи от тебя утаили: им известно назначение Агозиена.

— И в чем же оно состоит?

— Как я поняла, это орудие возмездия миру. Чтобы очистить его — так они сказали.

— Не намекнули, в какой форме будет происходить «возмездие» или «очищение»?

— Сами не знают.

— Когда это должно случиться?

— Когда Земля погрязнет в себялюбии, алчности и пороке.

— Как удачно, что миру в этом отношении ничто не грозит, — иронически заметил Пендергаст.

— Монах, который вел со мной беседу, сказал, что осуществление возмездия не входило в их намерения и обязанности. Они были только хранителями этого предмета, обеспечивали его сохранность до срока.

Спецагент на мгновение задумался:

— Выходит, кто-то из братьев мог быть с этим не согласен.

— Что ты имеешь в виду?

Пендергаст повернулся к ней лицом, светлые глаза его заблестели.

— Я бы предположил, что какой-то монах почувствовал, будто Земля созрела для очищения. И помог Джордану Эмброузу похитить Агозиен, дабы в конечном счете выпустить его в мир.

— Что заставляет тебя так думать?

— Это совершенно очевидно. Агозиен чрезвычайно хорошо охраняли. Я провел в монастыре больше года и даже не подозревал о его существовании. Как могло получиться, что случайный гость, альпинист, к тому же не проходящий в монастыре обучение, ухитрился найти его и похитить? Это могло произойти лишь в том случае, если один или более монахов попросту хотели, чтобы он был похищен. Лама Тубтен уверен: ни у кого из монахов этого предмета нет. Но это не означает, что кто-то из обитателей монастыря не помог постороннему лицу его добыть.

— Но если артефакт настолько ужасен, как они утверждают, что за человек мог пожелать намеренно выпустить его на волю?

— Интересный вопрос. Когда вернем Агозиен в монастырь, нам придется отыскать виновного монаха и расспросить его. — Пендергаст на минутку задумался. — Любопытно, почему монахи не уничтожили этот предмет. Не сожгли, например.

— Это был последний вопрос, который я задала. Отшельники очень перепугались и сказали, что для них такое немыслимо.

— Интересно. В любом случае, вернемся к делу. Наша первая задача — раздобыть список пассажиров и выяснить, кто и когда поднялся на борт.

— Ты думаешь, убийца — пассажир?

— Совершенно уверен. Весь экипаж и обслуживающий персонал обязаны были подняться на борт задолго до того времени, как был убит Эмброуз. Я считаю весьма красноречивым, что убийца замаскировался окровавленной повязкой.

— Почему? Чтобы не быть уличенным в преступлении?

— Вряд ли, направляясь в отель, он уже планировал совершить преступление. Нет, Констанс, убийца замаскировался еще до того, как узнал, что именно Эмброуз ему предложит. Скорее всего, это какая-то известная, узнаваемая личность, которая пожелала остаться инкогнито.

Беседа внезапно прервалась, потому что такси подкатило к пристани Куин-док. Пендергаст стремительно выпрыгнул из машины, Констанс — за ним. Слева располагалось здание таможни и регистрации отбывающих; справа царило настоящее вавилонское столпотворение из зевак, провожающих, съемочных групп и представителей разнообразных СМИ. Все размахивали британскими флагами, разбрасывали конфетти и приветствовали отплывающих громкими возгласами. Ко всему прочему играл оркестр, внося свою лепту в эту какофонию.

И над всем этим высилась «Британия». Казалось, она зрительно уменьшала не только причал, но и весь город; ее черные борта перерастали в белоснежную сияющую надстройку высотой более чем в дюжину палуб; сплошь бликующее стекло, балконы и декоративная облицовка из красного дерева. Это судно оказалось больше и величественнее, чем все, что Констанс могла себе вообразить, и его громадина нагнала на всю округу — улицу Платформ-роуд, Банановую верфь, прибрежный район Оушн-Виллидж с эспланадой — тень в буквальном смысле слова.

Но тень эта двигалась. Ревели пароходные сирены. Портовые рабочие травили стальные тросы и убирали погрузочные краны. Высоко над головами провожающих сотни пассажиров стояли у палубных поручней или на бесчисленных балкончиках, фотографируя, бросая серпантин и взмахивая руками на прощание. С последним, сотрясшим небо и землю ревом сирены громадная «Британия» медленно, тяжеловесно и неумолимо начала выходить из дока.

— Извините, приятель, — развел руками таксист. — Я сделал все, что мог, но…

— Несите сумки! — перебил его Пендергаст и припустил сквозь толпу зевак к контрольно-пропускному пункту.

Он лишь на мгновение остановился, чтобы показать полицейским свой значок, а затем вновь устремился вперед, мимо оркестра и операторов с камерами, туда, где на импровизированных подмостках, закрытых огромным флагом, стояла плотная группа официальных лиц и среди них — как сообразила Констанс — руководство пароходной компании «Северная звезда». Они уже собирались расходиться; мужчины в темных костюмах пожимали друг другу руки и начинали спускаться с помоста.

Пендергаст преодолел толпу более мелких функционеров, обступивших помост, и выделил человека, стоявшего в самом его центре: дородного, осанистого джентльмена с тростью черного дерева и белой гвоздикой в петлице. Тот принимал поздравления от окружающих и был явно застигнут врасплох, когда Пендергаст втесался без приглашения в эту маленькую группу. Некоторое время человек слушал спецагента; на лице его отражалась смесь нетерпения и раздражения, затем он вдруг нахмурился и начал яростно трясти головой. Пендергаст продолжал настойчиво говорить, а господин с тростью весь подобрался и принялся жестикулировать, тыча пальцем то в теплоход, то в собеседника; лицо его при этом густо налилось краской. Вокруг стали тесниться телохранители, и оба на некоторое время пропали из виду.