Читать книгу - "Седьмая чаша - К. Дж. Сэнсом"

Повернулся ключ, дверь открылась, и передо мной предстал Шоумс. Позади него хмурился здоровенный Гибонс. Лицо Шоумса было злым. Как только дверь открылась достаточно широко, Эллен скользнула внутрь и, тяжело дыша, прижалась к стене вестибюля. Из открытой двери гостиной выглядывали головы других пациентов. Старушка Сисси сделала несколько неуверенных шагов вперед, протянула дрожащую руку и пролепетала:

— О Эллен! Бедняжка Эллен!

Я обратил внимание на то, что двери других палат закрыты. Из-за одной из них доносились вопли сумасшедшего, считавшего себя королем. «Его величество» громко призывал своих «подданных» к порядку. Другой больной, свихнувшийся ученый, судя по звукам, несшимся из его узилища, разбегался и изо всех сил гулко бился телом в дверь. А еще я услышал голос Адама. Он громко призывал Господа «спасти и сохранить бедную Эллен».

Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.

— Что вы тут вытворяете с этими людьми? — строгим голосом спросил я.

Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:

— Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.

Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.

— Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире! Она нужна им не больше, чем Эллен — своей родне.

Шоумс повысил голос.

— Вы все еще не поняли, что это за место, мастер Шардлейк? Это помойка, в которую зажиточные люди выбрасывают своих свихнувшихся родственников. Иногда объявляются филантропы, иногда больные выздоравливают или прикидываются выздоровевшими, чтобы выбраться на волю. Но Бедлам все равно остается мусорной ямой, предназначение которой — приносить золото директору Метвису. Бедлам буквально рождает золото, как любая выгребная яма рождает полчища крыс.

— Эллен служит в вашей больнице, даже если когда-то она являлась ее пациенткой. Так какого же дьявола вы с ней так поступаете?

Шоумс расхохотался мне в лицо.

— Это она вам сказала, что когда-то была пациенткой? Она и сейчас пациентка! И всегда ею будет! Я позволил ей выполнять кое-какие обязанности смотрителя, поскольку у нее получается находить общий язык с пациентами, хотя она и проявляет по отношению к ним излишнюю мягкость.

Он посмотрел на женщину.

— Но иногда она начинает задаваться, и тогда мне приходится напоминать ей, кто она такая, вышвыривая ее за дверь.

Шоумс перевел взгляд на Эллен, которая все так же стояла, прижавшись к стене. Она тяжело дышала и старалась не смотреть на закрытую дверь.

— Вот именно в этом и заключается ее безумие, — с жестокой откровенностью продолжал говорить Шоумс. — Она не может выходить на улицу, твердит, что окружающий мир крутится и шатается и хочет проглотить ее. Эллен такая с тех пор, когда банда молодых людей напала на нее в Суссексе, откуда она родом, и до срока сделала ее женщиной. Ну что, разве не так было дело, Эллен?

Эллен заставила себя отлепиться от стены и молитвенно сжала руки на груди.

— Да, мастер Шоумс, — тихо проговорила она и перевела взгляд на меня.

Ее удлиненное лицо залила краска стыда.

— Теперь, мастер Шардлейк, вы знаете обо мне все.

Один бог знает, какую жалость я испытал по отношению к этой несчастной женщине, но какое-то внутреннее чувство подсказало мне: если я покажу это, ей будет только хуже.

— Не важно, Эллен, — проговорил я. — Послушайте, бедный Адам в отчаянии. Не могли бы вы пойти вместе со мной, чтобы помочь ему? Вам лучше других удается общаться с ним. Если, конечно, вы в состоянии…

Она с благодарностью посмотрела на меня и тихо ответила:

— Да, конечно.

Эллен шатко пошла по коридору, нащупывая на поясе связку ключей. Я повернулся к Шоумсу.

— Надеюсь, Адам не слишком встревожился из-за этого инцидента. В противном случае я буду вынужден поставить в известность суд.

Шоумс окатил меня злобным взглядом. Посмотрев на Гибонса, стоявшего за его спиной, я увидел в глазах верзилы что-то сродни восхищению.

Я подошел к Эллен, стоявшей у закрытой палаты Адама.

— Эллен! — кричал он изнутри. — Что они с тобой сделали?

— Со мной все в порядке, — откликнулась женщина. — Я здесь.

— А доктор Малтон разве не приехал? — спросил я.

— Нет, сэр. Мы его ждем, но он до сих пор так и не появился.

Голос и поведение Эллен были уже почти нормальны, хотя в ней еще чувствовалась неуверенность, словно она приходила в себя после дурного сна.

Женщина открыла дверь. Прямо за порогом стоял Адам. Он подошел к двери настолько близко, насколько позволяла ему цепь, которой он был прикован за лодыжку. Его лицо было красным от напряжения, но при виде Эллен на нем появилось облегчение. Она вошла в палату.

— Как ты? — спросил он. — Я слышал, как ты кричала.

— Все хорошо, Адам, не волнуйся, — сказал я и, увидев, что в палате появилась табуретка, добавил: — Садись-ка сюда.

Мальчик нерешительно сел.

— Это доктор Малтон придумал принести сюда табуретку. Пусть, дескать, парень лучше сидит, чем валяется на полу во время своих молитв.

Только сейчас до меня дошло: а ведь Адам впервые проявил заботу о ком-то другом! И тут же он повернул ко мне свое блеклое лицо и произнес нечто, чего я не смог понять:

— Мое беспокойство об Эллен было богоугодным. Подтвердите это, сэр, если вас спросят. Я больше не грешил — даже в помыслах! Я не такой, как женщина этого богомерзкого викария.

Тут Адам безобразно раззявил рот и упал бы на колени, если бы Эллен его не подхватила.

— Ну же, Адам! — проговорила она.

Мальчик закрыл лицо руками и заплакал.

И тут кусочки головоломки в моем мозгу встали по местам. Его викарий, отец Мифон, дружил с преподобным Ярингтоном. По словам Тимоти, парень, навещавший Абигайль, был высоким и темноволосым. Точь-в-точь как Адам. Сейчас, правда, он напоминал ходячий скелет, но, по словам его матери, до того, как парень впал в состояние этой сумасшедшей одержимости, он был хорош собой.

Я шагнул вперед.

— Адам, имя Абигайль тебе что-нибудь говорит?

Мальчик вырвался из объятий Эллен, упал на пол и отполз к стене, с ужасом глядя на меня.

— Мой грех открыт! — зашептал он. — О Боже, прости меня! Не отвергай!