Читать книгу - "Рокировка - Светлана Бестужева-Лада"

Вернувшись домой, Вадим Сергеевич испытал одновременно и облегчение, и сожаление. С одной стороны, он был рад, что может заняться привычным и любимым делом, хоть как-то отвлечься от своей нелепой и почти преступной любви. С другой же стороны…

С другой стороны он прекрасно понимал, что ничего подобного в его жизни больше никогда уже не будет. Жениться на Алине? Это однозначно — потерять сына. Не жениться? Потерять ее, не менее однозначно. Он уже достаточно хорошо знал ее характер, чтобы понимать: компромиссов она не потерпит, лгать никому не будет, просто уйдет. Но — куда?

Вот от этих мыслей и этих вопросов Вадим Сергеевич и сбегал каждое утро в свой офис, давая себе слово, что проведет там весь день, а может быть, и весь вечер, допоздна. И каждый вечер возвращался домой не позже восьми часов, зная, что дома его ждет Алина. И не просто ждет, а готовится к его приходу, старается, поддерживает в доме почти стерильную чистоту, красиво накрывает на стол, подает любимые его блюда.

«Она была бы мне идеальной женой, — все чаще думал он. — Да, я на двадцать пять лет старше, но ведь есть масса примеров счастливых браков и с такой разницей в возрасте. Конечно, она захочет иметь детей, но ведь и я, на самом деле, хочу того же. Хочу — и не могу. Сергей никогда не простит мне такого… предательства».

И ему, и Алине было трудно поверить в то, что несколько месяцев, оставшихся до приезда Сергея, они проведут вот так — то ли в идиллии, то ли в напряженном ожидании неизбежного конца этой самой идиллии. И тем не менее… Не зря ведь говорится, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Когда до приезда Сергея оставалось меньше недели, Вадим Сергеевич как-то вдруг понял, что последние два месяца письма от сына приходили крайне редко. Точнее, пришло всего одно, причем короткое и маловразумительное. Единственное, что в нем было прописано достаточно четко: дата предполагаемого приезда. Но — предполагаемого, поскольку срок демобилизации вещь вообще крайне условная. Может реализоваться день в день, а может и растянуться, причем достаточно серьезно.

Впрочем, было похоже, что Алину не слишком волновала неуклонно приближающаяся дата. Правда, она убрала квартиру до неправдоподобного блеска, проследила за тем, чтобы «студия» для Вадима Сергеевича была закончена и полностью очищена от последствий ремонта. Забила продуктами оба холодильника — для себя, точнее, для них с Сергеем, и для Вадима Сергеевича. И…

И — все. Как ни приглядывался Вадим Сергеевич к своей юной возлюбленной, он не смог заметить ни малейшего признака озабоченности, нервозности, опечаленности. Напротив, она стала удивительно спокойна, настолько спокойна, что Вадима Сергеевича как-то посетило совершенно несвойственное ему образное сравнение: когда рыбка умирает, она перестает трепыхаться.

Впрочем, никаких признаков того, что Алина погибает, тоже не было. Наоборот, она стала чуть более земной и темпераментной, чем до этого. Радоваться ли такой перемене или огорчаться, Вадим Сергеевич не знал. С одной стороны, это было прекрасно, с другой — немного тревожно.

Накануне предполагаемого приезда Сергея Алина впервые не пришла ночевать в спальню. Вадим Сергеевич, прокрутившись какое-то время в ожидании, не выдержал и отправился к ней сам. Алина оказалась даже не в комнате Сергея, где когда-то жила, а в так называемой гостевой комнате, которую она облюбовала после возвращения из поездки в Вену. И не спала, даже не лежала в постели, а совершенно неподвижно сидела в кресле возле окна.

— Ты заболела?

— Нет, — после весьма ощутимой паузы ответила Алина. — Я здорова.

— А почему же…?

— Сегодня может вернуться Сергей. Будет неправильно, если он застанет нас… ну, врасплох.

Вадим Сергеевич испытал одновременно и чувство восхищения, и стыда. Эта девочка — такая умница! — предусмотрела все детали. А он, уже практически пожилой человек, продолжал прятать голову в песок, как страус и надеяться на то, что все каким-то непостижимым образом рассосется, устаканится и тому подобное.

— Ночью нет поездов по его маршруту, — попытался он все-таки оставить за собой последнее слово.

— А если он прилетит на самолете? Или приедет на попутке?

— Зачем?

Алина пожала плечами.

— Не знаю. Но мне как-то тревожно.

— Может быть, мне лучше завтра не уходить в офис? Точнее, уже сегодня.

— Нет! — почти выкрикнула Алина.

Потом помолчала и добавила уже более спокойно:

— Не нужно. Мне легче будет самой, то есть одной. Иначе Сергей все поймет, а вам с ним жить дальше.

— А тебе? — задал давно наболевший вопрос Вадим Сергеевич. — Тебе как жить?

— Спасибо, что не спросили с кем, — краешком губ усмехнулась Алина.

— Пожалуйста. Но ты не ответила на мой вопрос.

— А я не знаю ответа. Посмотрю, как ситуация сложится. Тогда и решу.

— И не позволишь мне принять в этом участие?

И тут Алина внезапно разрыдалась. Она плакала так горько и так отчаянно, что у Вадима Сергеевича в полном смысле слова перевернулось сердце. Он подошел к ней и опустился на колени перед креслом.

— Ну что ты, — бормотал он, целуя ее неподвижные руки. — Ну, перестань. Все образуется, вот увидишь. Сергей — нормальный, разумный парень. Он же в состоянии понять, что первая детская влюбленность…

Алина успокоилась не сразу, но все-таки успокоилась. Вадим Сергеевич на руках отнес ее в постель, уложил, бережно прикрыл одеялом и сидел рядом, пока ее дыхание не стало ровным и спокойным. Уснула…

А ему уже и пытаться заснуть было бессмысленно: через два часа нужно собираться на работу. Обязательно нужно. Права Алина: он и сам не вынесет подобной очной ставки с сыном. Права его умница…

Его? Или уже…?

Алина проснулась от звука захлопнувшейся двери. Звук этот был едва различим, но все же его хватило, чтобы непрочный сон мгновенно разлетелся на сотни тысяч осколков, оставив ощущение тревоги и неуверенности. Через несколько секунд она осознала, что Вадим Сергеевич ушел на работу, что сегодня может вернуться Сергей, и что сегодня, скорее всего, ей придется из этого дома уходить.

О том, чтобы отправиться в институт на занятия, не могло быть и речи: она прекрасно понимала, что только понапрасну изведется там, не понимая ни слова на лекциях и в обязательном общении с однокурсниками. Две-три приятельницы знают, что со дня на день должен вернуться из армии ее жених — прикроют перед старостой потока, не страшно. Но вот как потом ходить в институт? Или в него и ходить-то уже не придется?

Ей вдруг стало страшно. До сих пор казалось, что все хоть и неприятно, в высшей степени неприятно, но вполне преодолимо. Нужно только сказать правду, ну, не всю, конечно, а лишь ее главную часть: я полюбила другого. Прости, но так вышло. Постараемся остаться друзьями…

Тьфу, пошлость какая, как в бульварных романчиках! Пошлость и глупость. Как они с Сережкой смогут остаться друзьями, если она, пока он служил в армии, премило развлекалась с другим? Да не один нормальный мужик этого не простит никогда в жизни!