Читать книгу - "Девочка с куклами - Вадим Панов"

«Я вновь смотрю на своё отражение, только теперь я улыбаюсь. Улыбка немного грустная, потому что я знаю, что будет дальше. Не догадываюсь – знаю. Но не боюсь. То, что будет дальше, вызывает у меня не страх, а грусть. Потому что то, что будет дальше – предопределено. Я улыбаюсь и касаюсь пальцами зеркального стекла. Я не хочу бежать, но не отказалась бы пройти в зеркало. Превратиться в своё отражение, загадочное и холодное, защищённое от мира пребыванием в мире другом. Имеющее возможность смотреть отстранённо. Без эмоций. Без чувств. Я хочу быть холодной и безразличной, но не умею. А значит, мой мир – здесь, по эту сторону зеркального стекла. И поэтому я улыбаюсь грустно, совсем не так, как хочу улыбаться.

Не так, как умею.

Попрощавшись с отражением, я отворачиваюсь от зеркала и, продолжая улыбаться, подхожу к моей кровати. Она идеальна для двоих – в меру жёсткая, широкая, позволяющая вытворять что угодно для получения упоительного удовольствия. Я люблю быть на этой кровати вдвоём, однако сейчас нас на ней семь: яи шесть моих подружек. Шесть кукол в воздушных платьях. Таких же, как у меня. Не обязательно в белых, это не важно, но красивых и воздушных.

Сейчас мы не одинаковы, просто очень похожи.

Мы красивые.

Я не знаю, чувствуют ли куклы хоть что-то, но сейчас это не важно. Они красивы, все они. Мы вместе, все мы. И я улыбаюсь им так же грустно, как себе, потому что мы – вместе. Я вижу свою улыбку в зеркале и довольна тем, что она именно такая, как мне хочется – приятная, милая и грустная совсем чуть-чуть. А ещё я вижу улыбки кукол, они приятные, но пустые, ведь куклы одинаковы и в жизни, и в отражении – одинаково бесчувственны.

Куклы.

Мои подружки.

Я усаживаюсь на кровать, и мне кажется, что куклы сначала подвинулись, чтобы уступить мне место, а затем прижались, но без угрозы. Ведь они мои подружки. Их прикосновения нежны и трогательны, чуть прохладные, потому что их тела не такие тёплые, как моё, но приятные.

Я скоро тоже стану куклой.

Они этому рады.

Они хотят быть со мной всегда и не видят, что моя улыбка грустная. Совсем чуть-чуть. Им хорошо со мной – куклам, и поэтому они улыбаются. Куклы всегда немного улыбаются, вы ведь замечали? У них пустые глаза, полностью отражающие содержимое голов, но на губах всегда играет лёгкая улыбка – их единственный признак жизни… лёгкая улыбка…

Куклы прижимаются и долго, почти минуту, мы молча сидим, наслаждаясь покоем и обществом друг друга. А затем я протягиваю руку и беру шприц. Он „заряжен“, я это знаю, но не знаю, кто его „зарядил“. Пустые глаза подружек и их маленькие ручки говорят, что не они – не смогли бы.

Но кто?

Впрочем, какая разница?

Это не важно теперь, а скоро будет не важно совсем. Шприц подготовлен сделать так, чтобы я уснула и больше ничего не чувствовала.

Никогда…»

* * *

Решив посвятить изучению дела Рыковой всю субботу, Феликс заранее продумал план действий и строго ему следовал.

Сначала квартира. Осмотрев её и подробно переговорив с Крыловым, Вербин отправился на Велозаводский рынок – перекусить и привести в порядок мысли. Побродив по фудкорту, Феликс остановил выбор на азиатской лапше с говядиной и неспешно сжевал её, прокручивая в памяти визит в квартиру Виктории. А прокрутив – признался себе, что, несмотря на продемонстрированный Крылову оптимизм, фактов для убеждения Анзорова у него маловато. С другой стороны, следователь дал понять, что готов рискнуть и довериться его нюху, без всяких фактов, но в этом случае в полный рост поднимался другой вопрос – готов ли он подставить Анзорова? Не со зла, конечно, а если нюх даст сбой. Но тем не менее – подставить, предложить открыть дело там, где его нет. Винить его следователь не будет, во всяком случае в глаза, но Вербин не хотел портить кое-как установившиеся отношения.

Вот и думай, что делать: рисковать или нет?

Но для такого решения требовалось больше информации, поэтому, закончив с едой, Феликс достал телефон и набрал номер очень нужного сейчас человека.

–Вова, привет! Извини, что беспокою в законный выходной.

В ответ услышал ироничное:

–И на этот раз не смог дождаться понедельника?

И улыбнулся.

Эксперта-криминалиста Соболева Вербин знал семь лет, с тех пор как Володя только-только пришёл в систему. Поначалу, разумеется, Феликс не сильно радовался, если на его дела ставили молодого специалиста. Но Соболев на удивление быстро вырос в отличного профессионала, заработал славу умного, внимательного и цепкого эксперта, и теперь его появление на месте преступления означало, что зафиксировано и обработано будет абсолютно всё, даже прошлогодняя пыль.

–Этого раза пока нет, и неизвестно, будет ли,– произнёс Вербин.

Соболев сразу понял, почему Феликс ответил так, но не смог удержаться от очередной подначки:

–Ты теперь сам выбираешь себе дела?

–Надо пользоваться положением, пока оно есть.

–Автограф дашь?

–Это платная услуга.

Мужчины рассмеялись, после чего эксперт уточнил:

–У тебя доследственная?

–Ага.

–Что за дело?

–Виктория Рыкова из Кожухова, ты туда выезжал четырнадцатого.

–Девочка с куклами?

–Да.

–Грустное зрелище.

Работа в криминалистике заставила Соболева разработать два определения для всех возможных вызовов: «грустное зрелище» и «гнусное зрелище», вызывающие, соответственно, сострадание или отвращение. Володя ещё не стал прожжённым циником, но в то же время давно уже не был тем пацаном, который в первое же дежурство оказался на убийстве.