Читать книгу - "Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов"

– Доброе утречко, с самого рассвету на ногах и по делам побежали? Пока молодые, надо бегать, а я уж вот отбегала свое.

– Доброе, – поприветствовал старушку Гуров, вытащил шапку вчерашнего преследователя и показал ей: – Не знаете чья? Нашел вчера возле лестницы, когда к бабе Соне за беляшами бегал.

– Ох, Сонька кулинарка, умеет жарить, тем и зарабатывает. Дочку выучила одна, квартиру ей и внуку в районном центре купила.

– Ничего себе, – удивился Гуров. – Беляшики-то хороший барыш приносят.

Но бабка Настасья только покачала головой:

– Да чего завидовать-то, Соня после смерти мужа дочку одна тащила. Хоть и девка дурная, гулящая, прижила без мужа ребеночка, а все ж родная кровь. Вот и помогает. Себе ничего, даже ремонт в доме не делает, мол, старая, и так сойдет. Все для них бегает торгует. Так что и не видела никогда хорошей жизни, хоть крутится как белка в колесе. – Она приоткрыла окно, протянула руку и принялась щупать шапку. – Малец какой-то потерял, размер-то детский. Ух мать ему уши надерет. – Скрюченные старческие пальцы нащупали что-то в подкладке, и старушка вывернула шапку наизнанку, подслеповато морщась без очков. – Ох, ладанка зашита. Так тогда понятно, чья потеря, это сынок попа нашего шапку посеял. Матушка Лидия до таких штук охоча, она и мне предлагала сосуд со святой водой нашей болезной вшить в постельное белье, чтобы та на поправку пошла. Чтобы, мол, бог с ней всегда был. Да слепа я уже шитьем заниматься.

– А где священник живет? Давайте я занесу пропажу, познакомлюсь заодно.

– Зайди, зайди, попроси у него рукоположения. Он ведь, почитай, святой, хоть и не признанный. За грехи наши страдает, слезьми кровавыми плачет, как Иисус. Чудеса происходят со всем, к чему прикоснется. Ты иди к церкви, как шоссе перейдешь, так сразу и увидишь, купол золотом горит. Там он почти всегда, страдалец наш, чудотворец, за грехи наши поклоны бьет. Воду святит, чтобы излечение подарить всем страждущим.

– Спасибо. – Лев кивнул на прощание и пошел, удивляясь про себя, как сразу изменилась Настасья, как только речь зашла о чудесах от местного батюшки.

Глаза у старушки загорелись, в голосе послышались восторженные нотки, а взгляд стал словно стеклянным. «Да уж, религия – опиум для народа», – в изумлении отметил про себя Лев Иванович. Сам он в церкви редко бывал и не считал себя верующим. Однажды довелось ему расследовать дело о сектантах, тогда он увидел, насколько сильно проповедники могут лишать разума людей, превращать их в послушных зомби, которые готовы безрассудно выполнить любой приказ своего пастыря.

Оперативник быстро пошел по уже знакомому пути: шоссе с нескончаемым потоком из тяжелогрузов; облупленные трехэтажки с вымершими дворами, сегодня даже детей во дворе видно не было. Возле медицинского учреждения он приостановился, обошел здание по периметру, всматриваясь в обшарпанные, вздутые от разрушительной сырости, стены. В его бывшей палате окна были распахнуты, койки внутри без матрасов, сияют железными панцирями. Всех пострадавших, его соседей по палате, перевезли в районный центр, и фельдшерско-акушерский пункт вновь опустел в ожидании редких пациентов. Гуров не успел свернуть за угол, как расслышал тихий шепот, жалостный, с нотками слез:

– Спасибо, доктор, спасибо. Это вам, возьмите, не побрезгуйте. Вы же знаете, живем бедно, нечем вас отблагодарить. Хоть творожок домашний, все, что есть. Спасибо, без вас бы и не знали, как с ним справиться. Всех бы замордовал ирод пьяный, загонял бы по поселку. С вашими таблеточками живем понемножку, я ему в водку подсыпаю парочку, и он спать ложится, как бутылочку оприходует.

– Иди, иди, Наталья, не трепли языком. И больше двух таблеток не клади мужу своему, – ответил дребезжащий голос старого врача.

Гуров замедлил шаг, чтобы не спугнуть тайных собеседников, но почти сразу раздался топот торопливых шагов и кашель врача. Старичок неожиданно вынырнул из-за угла и почти врезался в высокого и статного Льва Ивановича.

– Доброе утро, господин московский оперативник. – Приветствие прозвучало с усмешкой. – Осуществляете розыск преступника в нашем фельдшерско-акушерском пункте? Уверяю, здесь ничего криминального нет, нищета, крысы и дефицит бюджета.

– Тем не менее местные граждане спешат спозаранку, чтобы отблагодарить врача. Видимо, за удачное лечение. – Лев кивнул на кулек с творогом в руках у врача, желая спровоцировать старого медика на ложь или агрессию, чтобы тот хотя бы косвенно выдал свою тайну.

Но старик, к удивлению Гурова, не разозлился и не испугался. Наоборот, хохотнул и сунул кулек в руки оперу:

– Угощайтесь. За первые же сутки пребывания в поселке покопались и в моем грязном бельишке, раскрыли страшную тайну. Вот что значит московский темп жизни. Мы привыкли жить неспешно, никуда не торопиться. Держите, держите, попробуете на ужин. Отличный, кстати, продукт, свежий и ручной работы. В столице бы такой продавали богатым гурманам не за одну тысячу рублей. В Туманном его можно получить за одну подпись на рецепте в месяц.

– И что за рецепт? От какой болезни лечите?

– Пойдемте в мой кабинет, звездный час фельдшерско-акушерского пункта в Туманном закончен, и все пациенты перекочевали к эскулапам в городишко побольше. Так что я весь ваш.

Несмотря на таинственную возню с таблетками, доктор нравился Гурову. Бодрый, ироничный, явно образованный, а самое важное – он не чувствовал страха в этом человеке. Визит опера вызвал у старенького врача не тревогу, а оживление.

В кабинете старик захлопотал с чашками и заварником, перед этим, манерно шаркнув ногой, представился:

– Бессменный главный врач фельдшерско-акушерского пункта поселка Туманный вот уже как тридцать лет. Хирург, терапевт, гинеколог и стоматолог в одном лице. Горев Яков Никанорович. А ваше имя я запомнил при заполнении медицинской карты, Гуров Лев Иванович.

– Удивительно, у вас столько было пациентов за последние сутки. Чем я был так примечателен? – Лев Иванович и сам не заметил, как перешел на такую же, как и у доктора, ироничную манеру общения.

Яков Никанорович разлил чай по большим кружкам, со вкусом хлебнул крепкий напиток и прикрыл от удовольствия глаза:

– Вы уж простите, я человек старых правил. Да и нечасто выпадает возможность побеседовать с человеком образованным, из Москвы. Так что начну издалека, потерпите старика немного.

– Я не тороплюсь, Яков Никанорович, думаю, что вам есть, что мне рассказать.

– Да уж, за тридцать лет работы врачом в поселке я знаю все тайны его жителей. С одной вы уже познакомились только что. Наталья и ее дети страдают от жестокого мужа и отца-алкоголика, он каждый день издевается и устраивает скандалы с побоями и издевательствами над членами семьи. А с тем снотворным, что я ей прописал официально и выдаю каждый месяц по рецепту, женщина хотя бы может усмирить пьяного мужа, и он крепко спит. Думаю, многие не поддержат меня, даже осудят за то, что кормлю алкоголика снотворным, ибо это не помощь, а медвежья услуга. Я сам себя еще тридцать лет назад осудил бы за такие действия. – Старик неожиданно горько рассмеялся. – Если бы вы знали, каким наивным и вдохновленным я приехал в Туманный. Юный врач в провинции, читал записки Чехова, мечтал спасать местных жителей от невежества, нести достижения медицины в массы. Вы же видели, как живут жители поселка. И главный их враг совсем не невежество, мне понадобилось время, чтобы понять это. Нищета, страшная и поголовная. От безысходности люди начинают пить, теряют надежду на лучшую жизнь и начинают болеть, болеть, болеть. Больная душа делает и тело больным, человек ускоряет приближение собственной смерти через саморазрушение. Раньше я все пытался объяснить, переубедить, а сейчас понимаю, что один в поле не воин. Да и сам, признаюсь честно, растерял вдохновение юности. Помогаю как могу местным, пускай вот так глупо, криво, но это лучше, чем бездействовать.

– Но почему такая нищета? Ведь в поселке действует завод по розливу воды, жители работают на железной дороге.

– Кроме завода нет других предприятий, и этим пользуется администрация завода, установившая там нищенские зарплаты на уровне прожиточного минимума. Штрафы, ужасные условия труда, да много чего неприятного мне рассказывают о тамошнем производстве. Для владелицы бизнеса Туманный – не более чем источник живой