Читать книгу - "Зеркальщик - Филипп Ванденберг"

— Я — мастер Лин Тао, я прошу у вас прощения. Мы обошлись с вами несправедливо.

— Вы…

— Лин Тао, — подчеркнуто вежливо повторил китаец и продолжил: — Вы, хоть я на это и не рассчитывал, прошлой ночью сказали правду. Мы нашли наш багаж — там, где вы и говорили.

— Это меня радует, — облегченно вздохнув, сказал зеркальщик. — В таком случае могу ли я надеяться, что вы отпустите меня домой? Кстати, меня зовут Михель Мельцер, я зеркальщик из Майнца.

Лин Тао быстро закивал:

— Мы рады, что нашли багаж. Его содержимое много значит для нас. Как мы можем загладить свою вину?

И тут зеркальщик сказал то, что вызвало удивление у него самого и чем он гордился на протяжении еще многих лет. Мельцер сказал:

— Позвольте мне узнать вашу тайну, и я забуду все, что со мной произошло.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — произнес китаец, и его лицо снова помрачнело, как прошлой ночью. — О какой тайне вы говорите?

— О том открытии, прибыль от которого вы хотите получить, продав Папе изготовленные индульгенции, мастер Лин Тао.

Лин Тао подошел к Мельцеру на шаг, но потом остановился как вкопанный. Он уставился на зеркальщика, словно только что подтвердил свое предположение о том, что гостю все известно.

А Мельцер с улыбкой указал на узорчатую стену и добавил:

— У стен, мастер Лин Тао, есть уши. Кроме того, у меня было достаточно времени, чтобы задуматься над тем, почему невзрачная глиняная игральная кость имеет для вас такое значение. Эти размышления и ваш разговор с папским легатом натолкнули меня на мысль, что речь идет ни о чем ином, как об искусственном письме.

— Вы умный человек, мастер Мельцер из Майнца!

— Умный? Как бы я хотел быть умным, настолько умным, чтобы самому додуматься до искусственного письма.

— А если мы скажем «нет»?

— Что вы имеете в виду?

— Если мы не позволим вам узнать нашу тайну об игральных костях с буквами?

Мельцер пожал плечами.

— В таком случае мы вместе осушим по чаше вина и забудем о том, что случилось прошлой ночью.

Китаец смущенно улыбнулся. Ему казалось, что за благородством Мельцера что-то кроется.

— А ведь я мог бы быть вам полезен, — продолжал Михель. — Видите ли, я хоть и простой зеркальщик, но умею обращаться со свинцом, оловом и сурьмой так же хорошо, как медик с клистиром. Если делать ваши буковки не из глины, а из свинца и олова, то они будут намного прочнее. А что касается вашей сделки с Папой, то не стоит продавать тайну первому встречному.

Китаец удивленно смотрел на Мельцера.

— Скажите, чужеземец, — сказал наконец Лин Тао, — вам знаком латинский шрифт?

— Это такой же шрифт, как и в нашем языке, — не без гордости в голосе ответил зеркальщик. — Если речь идет о том, чтобы списать латинский текст, то для меня это не составит труда. Я учился латыни и греческому у великого магистра Беллафинтуса. В моем родном городе Майнце сыновья ремесленников могут читать сочинения древних поэтов, в то время как в других городах даже священники затрудняются прочесть «Credo» на языке Пап.

— А вы можете?

— Что?

— «Credo».

— Ну конечно, а еще «Ave» и «Pater noster». Хотите послушать?

— Нет, я все равно не пойму, и я вам верю. Так знайте же, что нам срочно необходим человек, который знает латынь и, кроме того, умеет молчать.

— В таком случае, лучше меня вам никого не найти!

Мастер Лин Тао что-то сказал на своем языке, и хотя Мельцер не мог понять странных звуков, значение их от него не укрылось:

— Вы — умный человек, зеркальщик из Майнца, вы хитры, изворотливы… мне не хватает слов. Я едва не сказал, что вы — китаец.

Зеркальщик громко расхохотался, и в его смехе было облегчение. Облегчение от того, что кошмар прошлой ночи уже позади.

— Единственное, чем вы отличаетесь от китайцев, — добавил Лин Тао, — это ваш смех. Китайцы не смеются, китайцы улыбаются.

— Как жаль. Знали бы вы, что теряете! Китаец покачал головой и ответил:

— Зато нам также не дано плакать. Китаец не плачет, он огорчается. Вы понимаете?

Мельцер нахмурился.

— Европейцу трудно понять, как это — не уметь смеяться и не уметь плакать. Словно не уметь любить и не уметь ненавидеть!

— О нет, — возразил Лин Тао. — Китайцы умеют любить и ненавидеть, но это не отражается на лице, а скрыто глубоко в сердце. Именно поэтому нам чуждо обращение с зеркалами. Зеркало показывает только маску.

— Я, — ответил Мельцер, — мог бы многое сказать по этому поводу, но уверен, что мои слова не найдут отклика в вашей душе.

Китаец прошелся по комнате взад-вперед, но на его лице не отразилось ни малейшего следа волнения. Наконец он сказал:

— Вы правы. Возможно, мы должны делать общее дело. Нам обоим нужно над этим поразмыслить!

В сопровождении еще одного китайца, сильного мужчины, назвавшегося Синь-Шин, зеркальщик вернулся в «Тоrо Nero» на той же самой повозке, на которой его увезли вчера вечером. Эдита очень волновалась, особенно после того как хозяин гостиницы сказал, что сам послал ее отца туда, где его ждали несколько китайцев.

Хотя в Константинополе было много жителей из разных стран, китайцы занимали в нем особое положение. К ним относились с недоверием, потому что они всех сторонились (китайцы жили в отдельном квартале), но прежде всего потому, что у них были традиции и ритуалы, которых никто не мог понять. Ходили слухи, что они даже год считают по своему собственному календарю и называют его по повторяющемуся циклу в честь таких низких и грязных животных, как змея, свинья или крыса. Что уж говорить об их странной религии!

Когда Мельцер рассказал дочери о том, что случилось прошлой ночью, Эдита только покачала головой. Она не поверила отцу. Девушка все еще находилась под впечатлением от встречи с женой Мориенуса.

Зеркальщик знал свою дочь, знал, что творится у нее в душе. Наконец он подошел к Эдите и тихо сказал:

— Вчера приходил Мориенус.

Девушка закрыла лицо руками, и Мельцер почувствовал, как ей больно.

— Не бойся, — сказал он, успокаивая дочь, — все уладилось.

Чего он хотел? — вопросительно взглянула на отца Эдита.

— Чего хотел Мориенус? Можешь себе представить, он потребовал выкуп обратно.

Эдита печально кивнула. И что?

— Он его получил. Нет, не от меня. Его выплатил медик, Крестьен Мейтенс. Это произошло помимо моей воли.

Эдита отпрянула, словно от пощечины. На мгновение девушка застыла, затем повернулась и бросилась прочь из комнаты. Она побежала вниз по лестнице так быстро, словно за ней гнались черти.