Читать книгу - "Журналист - Андрей Константинов"

— Вопросы будут? — спросил между тем Леха почти нормальным голосом.

Обнорский кивнул и, не переставая жевать, спросил:

— А куда Володя уезжает?

— Мукейрас, Тридцать вторая пехотная… Дыра жуткая. — Леха допил свое пиво и смял банку в руке.

— Там что, воюют? — Андрей кивнул на автомат, валявшийся на полу рядом с кроватью бесчувственного Гридича.

— Сейчас вроде бы нет… Тихо. А это еще хуже — сидеть и ждать, когда начнется… Тут когда долго тихо — очень душно и тоскливо становится, как перед грозой. Думаешь, скорей бы уже ебнуло, чего душу-то мотать.

Голос Цыганова начал постепенно угасать, его потянуло в сон. Обнорский задумчиво посмотрел на него и вдруг неожиданно для самого себя поинтересовался:

— Слушай, Леха… Если о моем прилете сюда никто не знал, из «десятки» не предупредили, то что там делали Пахоменко и Гена, водила генеральский?

Цыганов икнул и слабо улыбнулся:

— Почту ждали скорее всего… Третий рейс уже пустой прилетает… Ну и, может, свои какие дела… У Пахома связь с Союзом налажена: он оттуда постоянно посылки получает — и хлеб черный, и селедочку, и всякое другое разное… Только ты, Андрюха, запомни — по дружбе говорю: у нас в чужие дела нос совать не рекомендуется — прищемят… Тем более в дела Пахома. Он у нас папа — как скажет, так и делать надо, потому что, кроме него, защищать нас от этого хабирья озверелого некому.[15]

Леха пробормотал еще что-то, но уже совсем глухо слов было не разобрать, потом он несколько раз дрыгнул ногой и уснул прямо в кресле.

Андрей доел весь фарш, допил пиво и с удовольствием выкурил сигарету. Потом он подошел к кровати Гридича и повернул Володю на бок, чтобы тот не захлебнулся, если вдруг надумал бы блевать во сне. Потом Обнорский поднял с пола автомат и отсоединил магазин — рожок был под завязку набит боевыми патронами. Андрей хмыкнул, вставил рожок обратно и прислонил автомат к шкафу. Перед тем как уйти из гостеприимной тридцать второй комнаты, Обнорский взял на руки Леху и переложил его на свободную кровать…

…Свои вещи Андрей разобрал довольно быстро и отправился в душ — общий на всю казарму. У этого душа была одна любопытная особенность: вентиль для пуска воды был один — понятия холодной или горячей воды не было, вода всегда была теплая, нагретая беспощадным солнцем…

После душа его разморило, он прилег на кровать и не заметил, как уснул.

Разбудил его протяжно-тоскливный напев муэдзина, несшийся из невысокой мечети, стоявшей рядом с гарнизоном… Чувствуя во всем теле вялость, Андрей прибрал комнату до конца, переоделся и вышел на террасу. По местному времени было около семи, но на улице уже было совсем темно — на арабском Востоке вообще темнеет быстро, как будто кто-то просто берет и выключает свет. В гарнизоне чувствовалось какое-то оживление — люди, в основном почему-то женщины, стекались к кинотеатру. Показывали какой-то старый «производственный» фильм, Андрей сел было на одну из лавок в амфитеатре, быстро понял, что фильм этот уже видел в Союзе, и собрался уходить, как вдруг заметил, что у мужчины средних лет, сидевшего рядом, из глаз текут слезы. При этом лицо мужика было совершенно спокойным, казалось, слезы текут сами по себе. Присмотревшись, Обнорский заметил еще одного такого же и еще… Андрею стало не по себе, он достал сигарету и выскочил из кинотеатра.

«Дурдом какой-то! Псих на психе, их тут всех лечить надо. — Обнорский, нервно затягиваясь, пошел к дежурке. — Неужели здесь все такими становятся?»

Андрей был недалек от истины. Тяжелые климаческие условия Йемена и постоянно испытываемые стрессы очень сильно влияли на психику европейцев, прибывших в эту страну. Позже Обнорскому рассказали, что прагматичные англичане якобы лишали на два года избирательных прав своих соотечественников, проведших в Йемене более года, — считалось, что психика этих людей серьезно подорвана и требует реабилитации. Что же касается слезливости, то в ней опять же виноваты были солнышко и климат, не случайно даже в сказках «Тысячи и одной ночи» все великие герои и воины постоянно плачут, как дети…

Андрей присел на лавочку у дежурки — в тусклом свете фонаря хорошо были видны огромные тараканы, деловито сновавшие по двору.

— Вот ведь твари какие, — кивнув на тараканов, сказал вышедший из дежурки мужик средних лет, садясь на лавку рядом с Андреем. — Ничем их, гадов, не вытравишь, они ведь в дома только пожрать приходят, а живут на улице… Летают еще…

Мужик придавил одного таракана ногой, Обнорского передернуло от неприятного хруста.

— А ты что, новенький?

— Да, — обреченно вздохнул Андрей и, не дожидаясь следующих вопросов, начал отвечать: — Переводчик, практикант из Ленинграда. Москва еще стоит.

— Холодно уже, наверное? Снег выпал? Обнорский пожал плечами:

— Не жарко, естественно, но снега еще нет. Дежурный грустно покачал головой:

— А я, хлопчик, снега уже три года не видел. Отпуска — летом. Снится мне снег все время.

Мужик вздохнул и стрельнул у Андрея сигарету. Посидели молча, потом Обнорский поднялся:

— Пойду с ужином что-нибудь придумывать.

— Давай, только воду кипяти как следует. Вода здесь — полное говно, я тебе скажу, почки у всех летят…

«Интересно, — думал Андрей, поднимаясь на террасу. — А есть здесь что-нибудь, что не говно?»

Ничего придумать с ужином он не успел — его приготовления прервал короткий стук в дверь. Обнорский, удивляясь про себя, кто бы это мог быть, открыл увидел на пороге маленького круглого человечка в странной пятнистой форме и кроссовках. Лицо незнакомца выражало радость и вообще свидетельствовало о большом внутреннем жизнеутверждающем потенциале.

— Салям алейкум! — воскликнул пятнистый человечек, входя в комнату. — Ну наконец-то! А то я тебя вже так ждал, шо прям и не знаю аж как!

У гостя был забавный южнорусский говорок, и ничего не понимающий Обнорский невольно улыбнулся.

— Здравствуйте… Вы меня ждали?

— Та ты шо! Как невеста первого разу!

— Да вы проходите, проходите, — засуетился Андрей. — А вы меня ни с кем не путаете?

— Ха! Спутаешь тебя! Мне вже тебя так расписали — ты шо! Высокий, красивый, чернявый… Андреем зовут?

— Да, — промямлил Обнорский. — А собственно…

— Ну вот, — продолжил мужичок, разглядывая комнату. — А я Дорошенко Петро Семенович, майор Советской Армии, так шо люби и жалуй. Тамам?[16]

— Тамам, — машинально ответил Андрей и, догадавшись, воскликнул: — А, так вы, наверное, мой советник?

Дорошенко залился мелким заразительным смехом и хлопнул себя по ляжкам.