Читать книгу - "Маньяк всегда прав - Вячеслав Жуков"

Мучимый любопытством – что в такое время может делать психиатр в подвале котельной? – Валерка тихонько подошел к двери, прислушался. Услышал приглушенный голос Топольского. Но, о чем он говорил, разобрать не смог.

Как-то само собой получилось, что он толкнул дверь. Она приоткрылась, и Валерка увидел довольно длинное помещение, напоминающее коридор, в дальнем конце которого, под потолком, светилась тусклая лампочка. Но даже ее света хватило, чтобы разглядеть Александра Ивановича.

Валерку поразила неухоженность и грязь. Она была кругом, тем не менее Топольский не побрезговал войти сюда.

Сразу возле двери стоял верстак. На нем валялась куча различного слесарного инструмента: молоток, напильники, гаечные ключи.

Но Валерку сейчас интересовали только заведующий больницей и контуженый Гаврюша.

Похоже, Топольский за что-то отчитывал контуженого. Гаврюша стоял, прислонившись спиной к грязной, покрытой копотью стенке.

Валерка тихонько вошел, сам толком не понимая, зачем это делает. Скрываясь в тени, посмотрел на Топольского.

Александр Иванович вдруг схватил Гаврюшу за горло так, что у того чуть глаза не вылезли. В правой руке заведующий держал шприц, наполненный какой-то гадостью.

«Вот это да!» – подумал Валерка, спустившись по ступенькам и на всякий случай присев за верстак.

Ни Топольский, ни контуженый его видеть не могли. Это немного успокаивало.

Убежденный в том, что их никто не слышит, Топольский заговорил громко, ненавидящим взглядом уставившись прямо в глаза контуженому Гаврюше и показывая ему шприц:

– Видишь это, грязная обезьяна?

У Гаврюши блестели глаза. Жадным взглядом он следил за каждым движением шприца.

Топольский нарочно поигрывал шприцем, на его лице была ухмылка.

– Что, хочешь уколоться? Вижу – хочешь. А, Гаврюша?

Контуженый что-то мыкнул в ответ и протянул руку к шприцу, но Топольский схватил его за горло, сдавив так, что Гаврюша захрипел.

– Ты должен заслужить эту порцию. Понял? Сейчас мы с тобой поедем. Я тебе покажу девушку, и ты убьешь ее! Ты меня понял, гнида? – угрожающе прошипел заведующий психушкой.

Гаврюша сразу точно обмяк.

Валерке даже показалось, что он повис на руке Топольского, который тут же убрал пальцы с шеи контуженого, придерживая его за подбородок. И если бы Александр Иванович сейчас вздумал отпихнуть контуженого, Гаврюша бы не устоял на ногах и рухнул на цементный пол.

Рука контуженого, не дотянувшись до шприца, опустилась, а Топольский несильно стукнул его по подбородку кулаком.

Послышался лязг зубов.

– Подними голову. И запомни: ты живешь только потому, что я даю тебе наркоту. Если перестану давать, ты сдохнешь как собака. Понял меня? – последние слова Топольский в буквальном смысле прорычал.

Гаврюша не пытался сопротивляться. Только опустил голову, уставившись себе под ноги. Но глаза его по-прежнему блестели и жадно косились на шприц.

Валерка слушал, о чем говорит Топольский, и удивлялся. С виду приличный человек. Врач, заведующий больницей – и вдруг заставляет контуженого убить какую-то девушку. Нет, с контуженым понятно – он законченный наркоман. Без дури и дня прожить не сможет. Но Топольский!

– Она такая же проститутка, как те, которых ты убил. И не надо ее жалеть. Ведь ты не жалеешь проституток?

Теперь контуженый смотрел только на шприц, ничего вокруг больше не замечая. Он помотал головой. А Топольский заулыбался:

– Правильно. Они – мусор, загрязняющий нашу жизнь. И ты сделаешь это, – продолжал он спокойным, ровным голосом, чтобы не вызывать у контуженого агрессии. – Ну, говори! – но тут же вспомнил, что Гаврюша не может говорить: – Ты согласен?

Не сводя глаз со шприца, контуженый кивнул головой.

Топольский цинично рассмеялся и отдал Гаврюше шприц.

Контуженый натренированным движением в один момент завернул рукав спортивной куртки и вонзил иглу в вену, впрыскивая в себя блаженную гадость. Уже через минуту, разомлев от кайфа, он закатил глаза и что-то тихонько замычал себе под нос.

Но Александр Иванович не позволил ему долго наслаждаться. Взглянув на ручные часы, Топольский резким движением схватил контуженого за плечо.

– Нам надо идти. Бери свой нож, и пошли. Скоро она закончит работать. Нужно встретить ее на улице. Пойдем, – тоном хозяина произнес он и направился к двери.

Такого Валерка не ожидал. Надо было выйти раньше, но теперь было поздно, Топольский уже вышел и остановился на улице, поджидая контуженого.

«Черт! Кажется, влип! Что будет, если они узнают про меня?» – с ужасом подумал Валерка.

И оставаться здесь, когда они уйдут, неизвестно на какой срок, тоже не хотелось. Прохладно. И вонища кругом.

С блаженным выражением на тупом лице Гаврюша подошел к верстаку, выдвинул ящик и извлек оттуда завернутый в тряпку здоровенный нож с длинным лезвием. Развернул тряпку, обтер лезвие и сунул нож в рукав спортивной куртки. Зачем-то взял с собой целлофановый пакет и направился к выходу, не подозревая, что с другой стороны верстака, в темном углу, сидит посторонний.

«Ну вот. И этот уходит. Хорошо, если он не додумается запереть дверь», – подумал Валерка.

Выйдя на улицу, контуженый захлопнул дверь и запер ее на ключ.

«Прекрасно. Я в западне и буду тут сидеть до их возвращения», – Валерка загрустил и уселся на пол, прислонившись спиной к закопченной стенке.

Услышанное не укладывалось в голове. Врач-психиатр и контуженый наркоман, легко согласившийся пойти на убийство.

«Топольский сказал: уберешь девушку. Ножом. Выходит, Александр Иванович тоже причастен к убийству? Если заставляет контуженого убивать. А может, он уже и сам свихнулся среди психов? Надо бежать отсюда, как можно скорее».

Но как выбраться из этого подвала, если дверь заперта? Валерка пожалел, что ввязался в чужие проблемы. Своих, что ли, мало? Теперь, похоже, их заметно прибавилось.

Но сидеть и ждать неизвестно чего – тоже глупо. Окон в подвале не было, но он отыскал люк, через который ссыпали уголь для топки.

Перемазавшись в угольной пыли, с лицом, как у негра, Валерка вскарабкался к створкам люка и попытался открыть их.

Бесполезно. Створки не поддавались. По-видимому, они были закрыты на замок. И тогда настроение у него упало окончательно. Зло и досада охватили парня. Он проклинал и себя, и этого бородатого психиатра вместе с контуженым, и весь белый свет. Все сейчас были против него.