Читать книгу - "Хрупкая женщина - Дороти Кэннелл"

Следовало догадаться, что проникнуть среди ночи в мою комнату могла только неприкаянная душа, возвращающаяся из ванной. Дядюшка Морис, выглядевший в надушенной фланелевой пижаме крайне нелепо, долго извинялся и умолял ничего не говорить тёте Лулу. Бедняжка очень расстроится, если узнает, что он вторгся ко мне в комнату и потревожил мой покой. Я торжественно поклялась хранить молчание и выключила свет. Теперь надо попытаться заснуть.

Меня разбудил шум, точнее, грозное рычание. Я подскочила на кровати и окинула комнату затуманенным взором, не испытывая и тени желания встречаться с полуночными грабителями. Вновь ложная тревога: рычал всего лишь мой желудок, напоминая, что подошло время сладостного свидания, когда мы наконец останемся наедине – я и еда. Еда и я… Тщетно я пыталась бороться, убеждая себя, что это не просто ненасытность, а форменная подлость – врываться в два часа ночи в кухонное святилище тётушки Сибил…

У меня зачесалось в носу. Проклятая пыль! Неужели тётя Сибил никогда не брала в руки веник, не проветривала одеяла и не готовила ничего приличного? Возмущение росло с каждой минутой. Жалкие сандвичи! Да к тому же чёрствые! Разве можно подавать такую гадость людям, которые только что вырвались из цепких объятий снежной бури! Тем более, что большую часть угощенья сожрали Фредди с Беном! Мерзавцы! Яростно огрев кулаком ни в чём не повинную подушку, я с наслаждением предалась гневу. Раз уж не умеешь готовить, почему бы не закупить у пекаря партию сосисок в тесте или пирожков с мясом? В ответ на этот сакраментальный вопрос мой желудок то ли зааплодировал, то ли выпустил заряд нецензурной брани. Похоже, он твёрдо вознамерился не позволить мне заснуть.

Лунный свет расчертил комнату причудливыми спиральными линиями. Я вгляделась в циферблат наручных часов. Половина третьего. До завтрака ещё далеко, да я и не возлагала на него особых надежд. Застывшая овсянка и холодный чай вряд ли насытят растущий организм. Я решительно выбралась из постели и распрямилась, дрожа всем своим массивным туловищем. Огонь окончательно потух, и меня ничуть не удивило, что пурпурный ужас был по-прежнему скорее мокрым, чем влажным. Что же надеть? Спуститься в холл в неглиже? Исключено. Я провалюсь сквозь землю, если Бен застукает меня в бюстгальтере и зашнурованном корсете. Пробираясь меж лунных спиралей, я наткнулась на платяной шкаф. Из него несло нафталином и древними газетами, но, вопреки моим ожиданиям, изъеденных молью одеяний в нём не оказалось. Разве что туфли на пуговках и шляпа с перьями, которую я ошибочно приняла за дохлую птицу. Ничего такого, чем можно было бы прикрыться. Неожиданно моя рука наткнулась на полку, и поиски наконец были вознаграждены. Под толстым слоем пыли лежало нечто, при детальном рассмотрении оказавшееся древним покрывалом.

Приоткрыв дверь, я выглянула на лестничную площадку. Несколько окон, в том числе и огромный витраж, отбрасывали на стены зловещие тени. Только предвкушение горячего, щедро пропитанного маслом тоста и изрядной чашки чая побудило меня выйти из комнаты. Одна из утешительных теорий в отношении толстых людей состоит в том, что шаги у них беззвучные, и я искренне надеялась, что так оно и есть на самом деле. Я пересекла узкую ковровую дорожку и остановилась у ступенек. Импровизированная тога соскользнула, я подхватила её, обернула вокруг себя и тщательно подоткнула со всех сторон. Моя фигура напоминала океанский лайнер, которому предстоит путешествие по узкой горной речке. Прочь с дороги, все и вся!

Как ни странно, с лестницей удалось справиться вполне благополучно. Кухонная дверь с лёгким скрипом распахнулась, и я с ходу нащупала выключатель. Тусклый огонёк замерцал под потолком. Какое бы гнетущее впечатление ни производила гостиная, она не шла ни в какое сравнение с кухней. Засаленный серый линолеум и стены неопределённого оттенка. Впечатление не улучшали ни покосившиеся буфеты, которые давно уже расстались со своей полировкой, ни обшарпанные двери. Переплетение латунных труб, тянущихся от допотопного проржавевшего котла, было увешано грязными половыми тряпками и посудными полотенцами в пятнах. Интересно, как это тётушке Сибил удаётся их не перепутать? Под липким линолеумом скрывался, видимо, каменный или кирпичный пол. Я представляла себе, как всё могло бы здесь преобразиться: новенькая плита, начищенные до зеркального блеска сковородки, на месте ветхих тряпок, некогда бывших занавесками, весело вьётся плющ, на стенах радующие глаз кремовые обои с коралловыми узорами…

Видение померкло, и я обнаружила, что глазею на грязную посуду, беспорядочными грудами сваленную на столе, сушилке и прочих свободных местах. Ничего удивительного, что дядюшка Мерлин не выносит яркого света.

Я вовсе не одержима манией чистоты и порядка. Тобиас, бывает, дерёт диван, да и сама я порой целую неделю не убираю постель. Но грязь, царившая здесь, была невыносима. По счастью, котёл ещё не остыл. Я обнаружила картонную коробку, в которой нашлась банка с чистящим средством, и пакет со стиральным порошком. Придётся обойтись тем, что есть. О существовании чудесных моющих жидкостей милейшая Сибил, похоже, не подозревает. Подобрав покрывало и завязав узлом на шее, чтобы не спадало, я принялась выгребать из раковины осклизлую пакость.

Спустя два часа посуда была вымыта, высушена и сложена в шкафах аккуратными стопками. Стол сопротивлялся недолго. Правда, с его поверхности сошла большая часть краски. Набрав ведро горячей воды, я щедро плеснула туда отбеливателя (такого старого, что крышка банки насквозь проржавела), брезгливо стянула с труб тряпки и погрузила их в жидкость.

Подавив зевок, я на мгновение зажмурилась, потом распахнула глаза и огляделась, дабы убедиться, что я ещё не сплю. Как объяснить тётушке Сибил своё вмешательство? Наверняка она решит, что тут похозяйничали добрые феи. Сдержав очередной зевок, я наполнила чайник, поставила его на только что отмытую плиту и зажгла газ. Наконец-то наступила минута, когда я могу открыть волшебную дверцу.

Кладовая – это ещё одна комната, призванная быть исполненной старомодного очарования. Её мраморные полки ломятся от разнообразных сортов ветчины и сыра, от пирогов со свининой и многочисленных банок с вареньем. Но действительность оказалась просто чудовищной. Запах прогорклого жира мешался с тошнотворной вонью тухлого мяса и мышиного помёта. Полки были усеяны окаменевшими крошками, а давным-давно разлитое молоко застыло желтоватой коркой. Кладовка выглядела абсолютно пустой, если не считать недоеденного цыплёнка, чаши со свёрнувшимся заварным кремом и корзинки с проросшими овощами.

Я отыскала хлебницу. Это оказалась металлическая коробка с плотно закрывающейся крышкой, поэтому, решив больше не привередничать, я извлекла оттуда батон и выбралась из кладовки. Чайник уже вовсю свистел, его жалобный пронзительный вой напомнил мне, что надо бы найти и чай. Словно негодуя, что я не иду на его зов, чайник заверещал ещё громче, через несколько секунд верещание перешло в грохот, блюдца на сушилке и чашки, развешанные на крючках под шкафами, отозвались дружным звоном. Что-то многовато шума и тряски от одного-единственного чайника. Совсем как от паровоза! Я выключила газ, но грохот ещё некоторое время продолжался, затем утих. Может, это всё же не чайник, а гроза? Но полоска неба, видная из кухонного окна, выглядела довольно ясной, несмотря на мелкие снежные хлопья. Наверное, шум вызван водой, наполняющей резервуар. Где же треклятая чайница?